Галина Пичура
Банальности стали происходить в моей судьбе еще до моего рождения: отец бросил маму, едва узнав о ее беременности. Чуть позже, ровно через двадцать лет, я застала своего мужа в постели с лучшей подругой.
То ли банальность – это закономерная суть жизни, ее ироничная типичность в разрезе, то ли... банальна именно я. Потому и притягиваю все это. Как однажды сказала моя соседка: «К моему берегу одно дерьмо плывет. Видать, дерьмовый берег!»
...Полчаса назад я чувствовала себя одной из самых благополучных женщин своего окружения. И вот, просматривая почту, я заметила конверт нестандартного размера. Обратного адреса не было.
Странно... В самые стрессовые моменты я начинаю раздваиваться на героиню и зрителя. Наверное, это – защитная реакция организма. Вот и опять мне показалось, что я смотрю дешевый пошлый кинофильм, только в главной роли – я. Вульгарно и избито. Но оторваться невозможно.
Вот он вальяжно сидит в кресле напротив кровати в стиле барокко и что-то говорит полуголой девице. Она жестом умоляет его вернуться в скомканную недавними любовными играми постель. Но он уже успел одеться. Девица улыбалась, но ее взгляд... О, как хорошо я знала этот взгляд! Так смотрят голодные, вынужденные просить милостыню. Мой муж завел любовницу, которая ему уже наскучила? Я должна была это почувствовать, но он – такой нежный и любящий... Мерзавец и лицемер! Просто дома он старался играть более усердно...
Безукоризненное тело соперницы, ее поза, томная усталость, граничившая с полным изнеможением, намертво приковали мое внимание.
Почему память всегда так некстати услужлива? Ярко, как наяву, мне вспомнилось знакомство с Олегом...
...Мы встретились на телевидении. Он был новым оператором. Его взгляд упорно останавливался на мне. Мне хотелось спрятать свои переживания о недавнем разводе от сотрудников, но операторские глаза неотступно следили... Я начала раздражаться.
Мои скромные обязанности помрежа уравновешивались мечтой поступить на факультет журналистики ЛГУ и стать телеведущей. Там, в глубине воображаемого будущего, где всех нас ожидают недостающие ценности жизни, я восстанавливалась после пережитого.
«Какой черт принес этого «Ромео» с его обожанием! – негодовала я. – Ну кого я могу полюбить, если еще не разлюбила мужа?»
Как большинство людей, я весьма противоречива... Внутри меня живет и циничный прагматик. И вот он, победив моих же романтиков, пытавшихся взять высокую ноту, вырвался к микрофону и запел: «А кто, собственно, требует твоей любви? Тебе ее дарят, глупая, и пока ничего не просят взамен. Настоящие королевы оказывают честь, принимая бесценные подарки. Прачки же чувствуют себя в неоплатном долгу, получив шоколадку».
...Это был не единственный снимок! Хотя все происходило в одной и той же кровати... И Олег везде запечатлен в момент ухода... Одетый... Мерзкие кроссворды для жены...
Горькое, как желчь, отвращение подкатило к горлу и вызвало тошноту. Я приучила себя к мысли, что любима. Нет, не так! Он приучил меня к этой мысли и три года ежеминутно доказывал свою любовь.
Второе супружество, похоже, завершается. И это – в 25 лет! У него нет даже брезгливости! Он мог заразить меня какой-то гадостью. А может, уже заразил...
...Я едва добежала до ванной, и меня вытошнило. Наверное, подпрыгнуло давление.
Самым разумным было бы выкинуть фотографии в мусоропровод, а заодно вытрясти из своей жизни и Олега. Да, нужно окончательно забыть о нем без сожалений, тем более, что я его... никогда не любила.
Ну, вот, наконец, я призналась себе в самом трудном. Не любила, но вышла замуж.
Ну, пожалуйста, не надо спешить с ярлыками! Я и сама себя презирала. Но знали бы вы, как я старалась полюбить его! Как обманывала всех вокруг, но главное, себя, что мне это уже удалось! Я уставала от своей псевдострасти, но голова моя не отключалась никогда. И самое обидное – в том, что Олег был прекрасен в постели. Гораздо лучше моего первого мужа. Но того я любила, и «крышу» сносило от каждого его прикосновения. А может, Олег... догадался? Почувствовал, что я играю...
Я не люблю Олега. Почему же тогда мне так больно? Даже больней, чем было с мужем, когда тот предал... Неужели предательство раба ранит больше, чем предательство господина?
Конечно, речь не идет об унижениях и рабстве в стандартном смысле. Но ведь взаимной любви на свете нет и быть не может! Все отлично помнят аксиому: «Из двух любящих один любит, а другой позволяет себя любить». Вот и образуются любимые – господа наших чувств, и любящие – рабы. А коли так, что толку менять партнеров? Сначала нужно осознать, что важней конкретно для тебя: любить или... Возможно, Олег устал от невзаимности?
Вскоре опять подключился мой внутренний циник: «Лучше осознанно заводить отношения сразу с двумя: одного любить самой, другой – пусть любит тебя. Это была бы разумная попытка отполировать заусенцы мироздания. А что? Раз природа так несовершенна, почему совершенным должен быть созданный ею человек? Один ранит душу, другой – залечивает раны. Садомазохистское равновесие... Ведь «истинно то, что оправдывает себя в жизни»! Кому нужны такие ценности, которые не только не оправдывают себя, но портят нашу и без того нелегкую жизнь! Лицемеры мы все... Черно-белая мораль в пестрящей оттенками жизни»!
Моя уверенность в себе только что растаяла, как сосулька, которую бросили в костер. «Как же я смогу кому-то поверить после всего этого? Любила я Олега или нет, но я ему никогда не изменяла»!
Услужливый оппонент тут же вынырнул из глубин моей только что сокрушенной самооценки, снял ласты и акваланг, отряхнулся от водорослей моих претензий на целомудрие и, злорадно ухмыляясь, заявил: «Не изменяла? Так это от лени и трусости, милая. Пригрелась в безопасном уголке... Да и кандидата не было подходящего! А если бы влюбилась опять, как когда-то в своего первого мужа? Остановило бы тебя твое целомудрие?»
Я поняла, что он, скорее всего, прав, этот отвратительный голос, и мне вдруг стало безразлично, что будет дальше. Желание разглядывать фотографии пропало. Ясно одно: кто-то снимал моего мужа каждый раз, когда он уходил от своей девицы... Неужели нельзя было тайно установить камеру? Тогда бы мной были получены бесценные кадры неопровержимой близости. А сейчас измена, хоть и очевидна, но не так впечатляет. Щадили мои чувства? Влюбленный мужчина хочет разлучить нас с Олегом, но пытается уберечь меня от инфаркта? Господи! Какая чушь порой лезет человеку в голову!
Наверное, что-то помешало установить камеру. И потом, если это шантаж, то почему не просят денег? Если любовница пытается завладеть моим мужем, то почему нет сопровождающих писем: «Мы любим друг друга, я жду от него ребенка»? А что, если... сам Олег хочет зажечь меня, заставив полюбить себя через ревность... Интересно, как он потом станет выкручиваться?! Скажет, что открыл бордель, чтобы лучше содержать меня, свою любимую, а снимки сделали его конкуренты по бизнесу? А более откровенных фоток именно поэтому и нет: он мне не изменял... Так я и поверила!
На меня напал нервный смех: «Зачем я придумываю легенды о его невинности? Какой, на хрен, бордельный бизнес? И кому нужен муж-сутенер, даже преданно хранящий верность супруге! Да и вызывать мою любовь такой ценой – было бы явным перебором! Завтра же подам на развод и найду себе любовника!»
«Лучше сначала найти любовника, а потом подать на развод...» – рявкнул мой внутренний циник, но тут же заткнулся, поняв, что мне не до любовников. Но как бы мне помогли сейчас несколько восторженных мужских взглядов! Я знала, что придет время, и я смогу привычно сбалансировать свой внутренний интерес к миру с полным к нему равнодушием, неторопливо прогуливаясь по красивым улицам города, подкачивая мышцы самого ненасытного женского органа – тщеславия.
...Мы с Олегом считались красивой парой по контрасту: мои темные пышные волосы, черные брови и ресницы, никогда не требовавшие краски и услужливо оттенявшие большие карие глаза, удачно и выразительно дополнялись обликом синеглазого блондина. А если эта фраза показалась вам эгоистичной, то можно сказать и наоборот: его облик дополнялся моим.
...В этот момент Олег находился в очередной командировке с другом, Славкой Хрусталевым. Тот умел шустро находить заказы на съемки свадеб и других торжеств за пределами Питера. В самом городе конкуренты не давали дышать. Иногда халтуры по деревням длились неделями. На работе приходилось отпрашиваться, а то и откупаться. После таких поездок Олег приобретал что-то значительное, например, путевки на острова... В общем, баловал.
...Три года назад, когда мы впервые увидели друг друга, он вынес меня из траура, которого даже не заметил. Выжженная изнутри после предательства первого мужа, я продолжала оставаться привлекательной внешне. Олег влюбился в меня мгновенно, влюбился неистово, до дрожи в руках, до ходящих нервных скул и готовности сразиться с целым миром ради возможности ко мне прикоснуться. Я сдалась.
...Мама, конечно, будет убита новостью о крушении моей личной жизни. Полгода назад мой брат прошел через развод со своей женой, Ниной, которую очень любил, но не смог удержать. И вот теперь – я. Бедные наши мамы! Быстро собрав вещи, я поймала такси и отправилась в свой родительский дом.
...Олег искал меня. Я не отвечала на его СМС-ки и велела маме не подходить к телефону, но когда он начал паниковать всерьез, до меня дошло, что он может подать в розыск. Тогда я отослала ему текст: «Я ушла. Прости! Мне так и не удалось полюбить тебя».
Я не хотела быть брошенной. Гордость бунтовала и кричала: «Не говори о фотографиях! Сделай вид, что ты ничего не знаешь о его изменах».
Тот проклятый конверт со снимками я забрала еще и затем, чтобы в трудные минуты не сожалеть о своем уходе. Вспомнились «мудрые женщины» с их вечным осуждением таких, как я... Они терпят измены и ждут, пока мужья успокоятся, став импотентами по возрасту, чтобы подарить свою вынужденную верность супругам.
Подсознательно я молилась о волшебном доказательстве верности Олега. Доказательстве, до которого я не додумалась, но которое все-таки существует и заявит о себе. Он молчал, и это сильно задевало. После моей СМС-ки он ни разу не позвонил. И мы, как назло, не сталкивались на работе, попадая в разные смены... Хотя найти друг друга ничего не стоило.
...И все-таки через полтора месяца я встретила его в коридоре. Он остановился и спросил, как мои дела. Я нервно улыбалась, пытаясь изобразить самодостаточность.
Он вытащил из папки открытку и, протянув мне, сказал:
– Это – приглашение на мою персональную выставку. Приходи! Думаю, будет интересно.
Я даже не успела отреагировать, как он повернулся и пошел прочь. Три дня я не ходила на работу: взяла больничный.
В день выставки я напилась валерианы, и через час уже стояла перед входом в старый кинотеатр на окраине города, превращенный в демонстрационный зал. Я бывала тут на выставках знакомых художников и фотографов. Но Олег никогда не выставлялся.
Выставка называлась «Утоленная страсть». На стенах фойе и зала были развешены большого размера фотографии. В основном черно-белые. Наклеенные на толстый черный пенопласт и обработанные каким-то покрытием, они напоминали художественные полотна живописцев. Сюжеты были объединены переживаниями людей после физической близости.
Запечатленное на снимках показалось мне чудом: так тонко подмечены психологические детали и внутренний мир людей в момент, когда близость свершилась, и голая правда отношений не умеет спрятаться, вылезая во взглядах, жестах, пластике, мимике... Тут были супружеские пары и одинокие женщины, урвавшие кусочек псевдолюбви, юные джульетты и проститутки...
На одной из фотографий молодая куртизанка азартно пересчитывает заработок, пока, как ей кажется, ее не видит клиент. Но он незаметно наблюдает за ней, и его губы изогнуты в философско-саркастической улыбке.
А вот – молодожены, проснувшиеся утром после первой близости... На полу капроновая белая фата – символ только что утраченной невинности. Луч солнца сквозь неплотные шторы высвечивает контуры юных тел, сплетенных в неразделимое целое.
Встретилась мне и работа «из конверта»! Та девушка... Я запомнила ее навсегда.
Я подолгу стояла у каждого произведения. Какая бездонная тема для художника! Не только не избитая, но и почти нетронутая... Все снимают саму любовь или прелюдии к ней. А что случается потом, стыдливо умалчивают. А ведь это ханжество – молчать про «потом»! Я гордилась Олегом: он не побоялся замахнуться на такое!
Завершала выставку фотография... кровати. Той самой, из конверта, на которой происходили съемки. Скомканная постель... Здесь только что бушевала страсть...
Изогнутые по старинной моде ножки, высокая полукруглая спинка-изголовье, широкий матрас...
Я долго смотрела на снимок, словно именно в нем был скрыт ответ на все мои вопросы. На меня нашло странное оцепенение...
Внезапно показалось, что кровать грустно улыбается и даже пытается что-то сказать. Было несложно мысленно воспроизвести ее заговорщический шепот:
«Я хотела бы поболтать с тобой, но не имею права: с меня взяли подписку о неразглашении тайн. Я родилась три века назад, и мне давно пора на пенсию. Но я всем нужна, и меня не отпускают. Реставрируют, и опять – на работу. Мне доверяют слезы и отчаянье, нежность и любовь, страсть и похоть, сон и пробуждение, мечты и подлые замыслы... На мне убивали, испытывали наслаждение и разочарование, растлевали и насиловали, продавали и покупали... Я смертельно устала! Не спрашивай ни о чем! Я знаю ответы. Но ты должна понять сама... Сама...»
При выходе можно было почитать об авторе и главном исполнителе проекта, Олеге Грушевском. Но ни на одной фотографии Олега не было и быть не могло: он – автор идеи и фотограф. Я уже поняла, что он не изменял мне. Но кто же снимал его и отсылал мне снимки?
Если бы тогда, в СМС-ке, я придумала любую другую причину своего ухода, мы могли бы помириться. Мое признание в нелюбви убило наши отношения. Олег не станет меня возвращать! Но он готовил эту выставку именно для меня! Я сразу это поняла...
Во мне давно зрел протест против его профессиональной всеядности: никаких амбиций! И однажды я прямо спросила его, не надоело ли ему снимать колхозников, школьников и туристов, повторяя это тупое «Улыбочка!». Он молчал, что еще больше распалило меня:
– Я вот учусь на тележурналиста, у меня есть планы, мечты... Пойми, все эти виды Петропавловской крепости и доярок набили оскомину! Это что, предел твоего профессионального самовыражения?
Я хлестала его своим сарказмом и презрением. Потом мне было стыдно: сама-то я кто? Будущая телеведущая под вопросом. Мы все великие в своем воображении, пока молоды! Но все-таки мне нравилось думать, что во мне больше глубинной тонкости и интеллигентности, тех невидимых, но ежедневно вдыхаемых субстанций, которые можно приобрести только с молоком матери.
Моя истерика... Я потом забыла о ней. А Олег никогда не напоминал... И вот он доказал мне... Я чувствовала себя потрясенной.
Возможно, это покажется нелогичным и даже нереальным, но, разглядывая фотографию кровати и мысленно беседуя с ней, я вдруг ясно поняла, что давно люблю Олега, но не осознавала этого. Нет, не его успех стал катализатором моих чувств! Его выставка доказала его верность мне, его непоказную глубину, куда я никогда не проникала и куда меня уже никто не впустит.
Дома, под сочувствующими взглядами мамы, страдающей из-за наших с братом искалеченных судеб, я лечилась оскорбленной гордостью. А теперь у меня не осталось и этого лекарства.
Внезапно сильно закружилась голова. И, чтобы не упасть, я села на корточки: скамеек и кресел рядом не было. Что случилось потом, я не помню. Наверное, это был обморок.
Очнулась я в машине Олега. Мы оба молчали. Я мечтала о поездке в нашу квартиру. Мне не терпелось оказаться с ним постели. Но он вез меня... к моей маме. Не умея унижаться и не желая учиться этому, я по привычке ожидала мужской инициативы. Увы! Олег вел себя, как уставший таксист.
Когда я вышла из машины и, собрав все силы, чтобы не зарыдать, гордо помахала ему рукой на прощанье, он вдруг окликнул меня:
– Я все знаю, Мила. Одна из фотографий осталась под диваном... Каждый день я объяснял моделям суть проекта, а меня в это время тайно снимали... Этот человек был моим другом. Да, Славик, он самый. Он тайно влюблен в тебя, как оказалось. Вот и подсуетился, подонок, чтобы нас развести. Так что я перед тобой чист, и хочу, чтобы ты это знала. Сам не знаю, зачем мне это.
– Наверное, потому, что ты меня все еще любишь, – ответила я, сдерживая нервную дрожь.
– Да, я все еще люблю тебя, конечно. Но я смогу уничтожить эту любовь. Я –сильный. Я верил, что ты полюбишь меня... А может, даже уже... Но ты лишила меня возможности обманываться...
– Олег! Я люблю тебя...
– Уже ничего нельзя изменить. Я уничтожил в себе... Но главное, я никогда не смогу поверить... Ты ведь ушла не из-за этих дурацких фотографий... Ты давно искала повод и нашла его. Настоящую причину мы оба знаем.
– Олег! Ты не прав!
– Да, я не прав: я не должен был жениться на женщине, которая меня не любит. Ты написала мне правду, Мила! Кстати, спасибо за честность! Не трави мне душу, не выясняй ничего! Нас легко разведут: детей нет... Я устал... Очень устал...
Он рванул с места, и я едва успела отскочить в сторону.
...Я пыталась ему звонить, но он поменял номер телефона, уволился с работы, а когда я, наконец, приехала в нашу с ним съемную квартиру, чтобы поговорить, дверь открыли чужие люди. Олег переехал, и я не знала о нем ничего.
Через три месяца я получила от него свидетельство о разводе и записку:
«Мила! Нас развели. Мне помогли это сделать без твоего присутствия: зачем нам лишние стрессы! Я желаю тебе счастья. Олег».
Эпилог
С тех пор прошло десять лет. От общих знакомых я знала, что Олег давно женился и растит дочку. Больше никаких сведений не было.
Я так и не стала телеведущей, но, закончив университет, устроилась в редакцию литературного журнала, где с успехом тружусь до сих пор.
Первый муж расстался с той, ради которой когда-то оставил меня, и попытался вернуть прошлое. Но я не нашла в себе ни намека на былые чувства к нему.
А пять лет назад я вышла замуж за хорошего человека. Но очень скоро он стал жутко меня раздражать, и я ушла от него.
Все эти годы я вспоминала Олега. Я придумывала невероятные сюжеты, как мы случайно встречаемся на какой-нибудь выставке, где он – один, без семьи. В моих фантазиях он овдовел и возвращается ко мне. Мы вместе растим его дочь, и я рожаю ему сына. Чувство вины перед ним не покидало меня ни на минуту.
Я ждала от него звонков каждый Новый год и каждый день своего рождения. Но так ничего и не дождалась. Зато я поняла на личном примере, что взаимная любовь все-таки существует. Как Татьяна и Онегин, мы с Олегом любили друг друга, не совпав лишь во времени.
...На этом я собиралась закончить свой рассказ.
Но вчера вечером на Невском я случайно встретила Нину с дочерью и мужем. Ту самую Нину, жену моего брата... Она держала под руку... Олега. Они куда-то спешили и не обратили на меня никакого внимания.
Придя домой, я разыскала телефон Славки Хрусталева и позвонила ему. До этого, если и встречала его где-либо, я отворачивалась и не здоровалась.
И вот в трубке – его голос, а я слушаю и не верю своим ушам:
– У них давно был роман, и когда мы готовили выставку «Утоленная страсть», Нина была уже на пятом месяце. Тема выставки – ее идея. Она талантлива, эта Нина, хоть и редкая стерва. Олег настаивал на ее разводе с твоим братом. Обещал, что разведется с тобой. Но все тянул: не знал, как преподнести. Не решался... И тогда Нина придумала вариант подкинуть тебе фотки. Он согласился, зная, что ты – гордая и не станешь ничего выяснять. Она предлагала снять что-то покруче, чтоб уж наверняка. Но он захотел сыграть в другую игру, более тонкую. Меня они просили помочь им, но я отказался. На этом наша дружба закончилась. Наверное, Нина сделала все сама. Она ведь тоже фотограф!
... Ночью мне снился главный свидетель, который давно знал правду, но был не в состоянии рассказать о ней: многострадальная кровать с изогнутыми ножками...
