КОНТУР

Литературно-публицистический журнал на русском языке. Издается в Южной Флориде с 1998 года

  • Увеличить размер шрифта
  • Размер шрифта по умолчанию
  • Уменьшить размер шрифта


Школа Волшебниц

Автор: 

Новый Роман Жанны Корсунской
«Созвездие рыб в сливочном соусе»
Том Второй.  Фрагмент. Продолжение

– Э то ты здорово придумала, процитировать Мартина Бубера вместо запланированной речи, – сказал Зоар, когда мы остались наедине в его кабинете. – Но как тебе в голову пришла гениальная идея о немецком философе еврейского происхождения?!
Я растерялась, ведь чтобы объяснить это, нужно было рассказать о Разе. Между тем девочка опять появилась. Села на пол возле меня и смотрела на Зоара восхищенными глазами. «Мы с Тамарой ходим парой! Мы с Тамарой – санитары!» – завертелось в голове детское четверостишие. «Она что, теперь всегда будет со мной?! Это же просто какое-то раздвоение личности!» – ужаснулась я.
Зоар встал и направился к столику, где стоял чайник.

– Хочешь кофе? – спросил он.
– Да.
Он был «марокканцем» и, конечно, заваривал потрясающий восточный кофе. То есть он был евреем, как почти все в нашем учреждении, но его родители репатриировались из Марокко. Израиль – невероятное государство. Две тысячи лет назад евреи, изгнанные из своей страны, разбрелись по всему миру, осели среди разных народов и каким-то загадочным образом приобрели внешние и внутренние черты этих народов. И вот теперь все вернувшиеся евреи перестали быть друг для друга евреями, а словно превратились в эти самые народы. Так вот и получилось, что в России я была еврейкой, а в Израиле стала русской, а Зоар – марокканцем.
О марокканцах говорили, что они бешеные и чуть что – хватаются за нож. Зоар за нож не хватался, но приступы ярости с ним иногда случались. В такие моменты его глаза превращались в глаза дикого кабана, и в них не наблюдалось даже проблеска интеллигенции, присущей Зоару. Я знала, что из-за этого взгляда подчиненные боятся его. А я не боялась, потому что у меня была подружка марокканка. Я познакомилась с ней прежде, чем с Зоаром, и к моменту знакомства с ним уже усвоила открытый ею секрет: «кабаний взгляд» ровным счетом ничего не значит, потому что он мимолетный. Он настоящий только в момент его существования, а потом исчезает бесследно. Испаряется, как эфир. У моих коллег страх вызывали мысли о последствиях «кабаньего взгляда» в будущем, но чудо заключалось в том, что вся злость всегда оставалась в самом моменте. Немного побыв «разъяренным кабаном», Зоар возвращался в человеческое состояние и ни на кого не держал зла.

В остальном он не соответствовал стигмам своей общины, в отличие от моей подружки. Наблюдая за ней, можно было написать докторскую диссертацию об этнических особенностях марокканцев. Сарид, так ее звали, постоянно пребывала в пылающем состоянии. Сила ее внутреннего пламени варьировала от тихого до буйного, но оно всегда присутствовало. Я обожала бывать у нее дома и особенно любила открывать ее поваренную книгу. Точнее, поваренную тетрадь, начатую еще прабабушкой Сарид. Прикасалась к потертому бархатному переплету, расшитому золотыми марокканскими узорами, и любовалась чернильной надписью на титульном листе. Однажды Сарид перевела мне эту надпись с арабского на иврит. Старинная поваренная книга начиналась так: «Прежде всего успокойся».
Сейчас в памяти возникла эта надпись, а в реальности я увидела глаза Зоара. Он подавал мне кофе и смотрел на меня. Его глаза светились такой близостью, словно Зоар был мне братом. И я мгновенно призналась ему, что безумно влюбилась в одного «грека» из Эйлата. Признание повлекло за собой всю историю. Моя исповедь закончилась признанием о появлении на заседании девочки: образа меня – ребенка, возникшего из подсознания.
– Она и сейчас сидит тут на полу рядом со мной, – закончила я свой рассказ.
– Счастливая ты, Вирсавия! – неожиданно воскликнул Зоар.
– Почему?
– Спроси у нее, – улыбнулся он и показал на пол рядом со мной, – она же содержит в себе ответы на все твои вопросы.
Следуя совету Зоара, я взглянула на девочку, но вместо нее неожиданно увидела свою бабушку, папину маму, которая часто говорила мне:
– Счастливая ты, внученька!
– Почему я счастливая? – спрашивала я у бабушки, – Откуда ты знаешь? Почему ты так уверена?
– У тебя на лбу написано, – каждый раз убежденно отвечала бабушка.
И я поверила ей. И потом много раз в жизни мне говорили в разных ситуациях, как сейчас сказал Зоар: «Счастливая ты, Вирсавия!» И я знала, что это правда просто потому, что так написано у меня на лбу.
Мне хотелось спросить девочку, знает ли она, откуда у бабушки появилась способность читать какие-то невидимые надписи на лбу, или, может быть, бабушка просто выдавала желаемое за действительное. Но я почувствовала неловкость продолжать общаться с собой в детстве – иллюзорной, а не с Зоаром, который был реальным и сидел напротив меня, поэтому подняла глаза и благодарно взглянула на него.
– Неужели получила ответ? – спросил он.
– Да, – ответила я и сообщила ему ответ девочки.
– Очевидно, я тоже на несколько секунд, как твоя бабушка, приобрел сверхспособность Аризаля  и смог прочесть то, что написано на твоем лбу, – улыбнулся Зоар.
– Понятия не имею, что делать с этим видением – девочкой, – поделилась я с ним, – отправить ее туда, где была раньше или…
– Дай ей быть! Она же гений! Разве ты не поняла это во время встречи с немецкой делегацией?! Дай ей быть с тобой, Вирсавия! Это мой приказ! Я твой начальник!
Так в «приказном порядке» существо с глазами «ангела-младенца» осталось со мной и больше не вызывало сомнений в легитимности своего присутствия. Зоар словно выписал ей паспорт в моей стране, и теперь она появлялась и исчезала, и снова появлялась, вызывая невероятные происшествия, смятение и веселье. Все было непредсказуемо с ее появлением. Абсолютно все. Но одно оставалось неизменным – она действительно содержала ответы на мои вопросы.

В пять часов начинались занятия в институте. Выслушав мое признание, Зоар немедленно отправил меня домой. «Иди поспи», – просто сказал он. Я вернулась домой, поставила будильник на четыре часа дня и легла отдыхать. Тут же появилась девочка и твердо произнесла:
– Поставь будильник на семь вечера.
– Первая лекция начинается в пять, – ответила я.
– Зачем ты ходишь в институт? – спросила она так, словно вообще ничего не знала о важности высшего образования.
– Чтобы получить степень магистра, – гордо ответила я.
– Зачем?
– Это даст мне возможность написать докторскую диссертацию.
– Зачем?
– Чтобы повысить мой статус в обществе.
– Зачем?
– Ну что ты твердишь одно и то же! – не выдержала я, – Давай лучше поспим. Так хорошо тут в постели. Сущее блаженство.
– Это точно, – согласилась девочка. – Если бы не твоя учеба, ты бы сейчас сладко заснула без всякого будильника.
– Да, – согласилась я.
– Зачем же так напрягаться?
– Чтобы быть успешной! Звание магистра, и уж тем более доктора наук, вызывает почтение у людей.
– Зачем тебе вызывать почтение у людей?
– Это очень приятно.
– Как приятно?
– Что значит «как приятно»? – не поняла я.
– Как это ощущается? Что в этом приятного?
– Чувствуешь, что ты имеешь значение, что люди думают о тебе уважительно.
– Значит, сейчас, когда ты еще не доктор наук, ты не чувствуешь, что имеешь значение, и люди не думают о тебе уважительно?
– Сейчас я имею значение, и люди относятся ко мне уважительно, потому что я занимаю высокую должность и работаю в престижном учреждении.
– Но если сейчас ты уже это имеешь, зачем тогда становиться доктором наук?
– Ты что, предлагаешь бросить институт?! – я даже вскочила на кровати от возмущения.
– Ложись, – ответила девочка, – что ты так разнервничалась? Я просто спрашиваю: «Зачем ты это делаешь?» Это всего лишь вопрос.
Я задумалась. Лежала в постели и не находила убедительного ответа. Блаженство отдыха разлилось по всему телу. «Просто королевское ложе!», – пронеслась благодарная мысль. Прохладные простыни, солнечные лучи, падавшие на блестящий каменный пол, – все дышало покоем, негой, легкостью.
– Обожаю лекции Гольды, – прошептала я.
– Лекция Гольды – последняя. Потому я и сказала тебе поставить будильник на семь вечера, – ответила девочка.
– Невозможно делать только то, что тебе нравится, – объяснила я ей. – Чтобы чего-то достичь, нужно много и упорно трудиться, преодолевать усталость и лень. Нужно быть требовательной к себе! Держать себя в руках.
– Ты имела в виду «в ежовых рукавицах»? – ехидно спросила она.
– Да, именно так, – убежденно ответила я, не обращая внимания на ее ехидство.

Но оно уже само обратило на себя внимание напоминанием о маме. Я увидела, что говорю с моей девочкой мамиными словами! И тут же подумала: «Если мама узнает, что я бросила институт, мне конец! Я никогда не решусь сказать ей об этом! Но как же можно это скрыть?»
– Ты еще ничего не бросила, – успокоила меня девочка, – это просто такая игра: один вопрос и много ответов.
«Действительно, – подумала я, – какая необычная игра: один вопрос и сто дурацких ответов. Я еще никогда не играла в такую странную игру».
– А какой ответ у тебя? – осенило меня задать этот вопрос ей самой. – Для чего я учусь в институте?
Девочка молчала. Лежала рядом, наблюдая броуновское движение пылинок в широком столбе солнечного света. Я невольно последовала ее взгляду, и сердце захватило щемящее дежавю. Я вспомнила, как обожала в детстве наблюдать за этим таинственным кружением пылинок в широком солнечном луче.
Девчонка опустила руку в солнечный столб, раздвинула пальцы, словно корону, и пылинки создали вокруг нее золотое свечение.
– Почему ты любишь смотреть в солнечный столб? – спросила я.
Просто нестерпимо захотелось вспомнить, что же могло возбуждать мой интерес столь длительное время.
– Это приятно, – прошептала она, словно выдохнула.
– Как приятно? – удивленно услышала себя, задающую ей тот же странный вопрос, который недавно она задала мне.
Девочка молчала.
– Как это ощущается? Что приятного смотреть на солнечный столб? – снова спросила я.
– Если я отвечу тебе, ты скажешь, что я фантазерка, что я все выдумываю и витаю в облаках, – убежденно ответила она.
В ее глазах заблестели слезы. Я почувствовала ее отчаяние. Квинтэссенцию отчаяния, наслоившуюся из многих подобных ответов, услышанных ею.
– Я не скажу так, честное слово.
– Хорошо, – сразу поверила девочка, – солнечный столб – это я! И пылинки в нем, и сияние! Это сияние есть везде, во всех странах на земном шаре. Оно всегда было и всегда будет, и все это я.

«Какой бред!» – чуть не произнесла я, и тут же ужаснулась, как могла забыть собственное обещание, данное пять секунд назад, но девочка услышала мою мысль.
– Вот видишь, – разочарованно произнесла она, – ты забыла главное.
– Забыла главное?
– Конечно, забыла, как и все люди, которые говорили мне, что я фантазерка.
– Значит, я знала это?
– Знала, как знает каждый человек на земле, если не произносить, а просто знать. Без слов. Наслаждайся и все. И почувствуешь главное. Ты не человек! Это только кажется! На самом деле Ты – Сияние! Вот тут внутри, почувствуешь…
Она положила ладошки на мой пупок.
– А потом сразу вот тут!
Провела, словно птица крыльями линию к груди и глазам.
– Внутри! А потом везде!
Широко взмахнула руками, не в силах объять необъятное, и вдруг вспорхнула с постели, влетела в солнечный столб и закружилась в танце. Я даже представить себе не могла, что этот неуклюжий несуразный подросток способен быть таким грациозным! Ее силуэт волновался в солнечном сиянии, исчезая и появляясь вновь в таинственном ритме движения пылинок, переливался всеми цветами спектра и вспыхивал то золотом, то серебром, то медью, то фейерверком блесток. Блаженство разлилось внутри меня от пупка к груди и глазам, и я ощутила свою необъятность…
В собственную постель меня вернул телефонный звонок. «Ведь еще хотела выключить мобильный и забыла!» – подумала я, с ненавистью взглянула на экран телефона и увидела, что звонит Хана – моя новая религиозная подруга. Не ответить Хане я не могла. В свои тридцать восемь лет она уже была матерью девятерых детей и никогда не звонила просто поболтать, от нечего делать.
Знакомство с Ханой произошло месяца два назад, и было связано с Разом. Мне, как всегда, невыносимо захотелось позвонить ему. Это произошло в половине второго ночи. В тот день мы уже разговаривали целый час, поэтому звонить снова, да еще так поздно, показалось мне верхом неприличия. Не в силах бороться с собой я вышла из дома. Брела по тротуару, смотрела в темное небо и неистово умоляла Бога сотворить для меня Чудо. И вдруг увидела Хану. Она сидела на скамейке под фонарем и читала какие-то отксеренные страницы. Рядом с ней стояла коляска, в которой спала девочка лет пяти. А на скамейке тоже лежали страницы. Мне сразу бросились в глаза крупные слова на иврите в оранжевом свете фонаря:
Продолжается запись
«Школа волшебниц» раввина Элиягу Анкори
Курс NLP на основе иудаизма
Я вздрогнула от неожиданности ощущения неизведанного прежде чувства – Бог Ответил мне! Я только что умоляла Его сотворить для меня Чудо, и вот, пожалуйста, ответ – иди, поучись делать Чудеса сама, и тебе не придется просить Меня. Я ощутила глубокое, непередаваемое ощущение близости Бога… Он рядом… Он здесь… Слышит и Отвечает…

В тот момент мне показалось, что молодая женщина, сидящая на скамье, почувствовала мое состояние.
– Хочешь стать волшебницей? – спросила она так естественно, словно наше знакомство происходило в два часа дня, а не в два часа ночи.
– Хочу! – ответила я.
– Тогда записывайся в нашу школу. Она открывается на следующей неделе. А я одна из ее кураторов.
Вот так мы с ней познакомились «на почве моей жажды Чудес». И прежде всего истинным Чудом оказалась она сама. В религиозных семьях много детей – обычное явление. Но для светских людей – это нонсенс. К тому же к моменту нашей встречи Хана успела окончить несколько самых невероятных курсов: гештальт, фитотерапию, лечение смехом, определение жажды души по сигналу растительных запахов, физиотерапию для младенцев, и еще много увлекательных вещей из альтернативной медицины, граничащей с мистикой…
Я села на кровати, нажала кнопку в мобильном и сразу услышала Ханино предложение.
– Привет, Вирсавия, я хочу познакомить тебя с составом чудодейственных капсул, о которых рассказывала в прошлый понедельник! Мы договорились, что я позвоню тебе сегодня в половине четвертого.
– Да, точно, – вспомнила я.
– Ты можешь говорить об этом сейчас?
– Могу.
– Я немного ввела тебя в курс дела на перемене, помнишь?
Перемены в «Школе волшебниц» представляли собой «школу внутри школы», где ученицы наперебой делились рассказами о произошедших с ними Чудесах. В силу еврейских религиозных заповедей, требующих разделения женского и мужского полов, в «Школе волшебниц» не было мужчин. Для них Элиягу проводил отдельный курс, как и для нас, женщин, так что перемены бурлили, фонтанировали, искрились буйной женской энергией, разжигаемой жаждой Чудес.
Поступив в «Школу волшебниц», я попала сразу в три прежде неведомых мне мира: религиозный, мистический и мир нейролингвистического программирования. Занятия проходили в зале торжеств одной из Иерусалимских гостиниц. Вместе со мной в необычном классе учились триста религиозных женщин разных возрастов – от восемнадцати до восьмидесяти лет. Они приезжали на занятия из разных городов и поселков Израиля. Как минимум десять процентов курсисток были кормящими матерями. Пространство в конце зала, где заканчивались столы, занимали коляски с малышами. При этом каким-то чудесным образом на уроках обычно было тихо, так что я даже забывала, что «учусь с двадцатью младенцами».
Мы занимались раз в неделю, поэтому на переменах женщины стремились рассказать о невероятных Чудесах, которые произошли с ними за семь дней, благодаря выполнению практических упражнений. Упражнениями регулярно снабжал нас Элиягу. Он был преданным учеником Рабби Нахмана из Бреслева, и потому цитата раввина «Человек находится там, где находятся его мысли» являлась эпиграфом ко всем нашим занятиям. А мысли всех учениц стабильно пребывали в зоне Чудес.
Каждую неделю на перемене я узнавала, как чей-то ребенок оказывался любимчиком у прежде ненавидящей его учительницы. Как кто-то неожиданно похудел на пять килограммов, просто повторяя утром и вечером волшебные слова, которые нам дал Элиягу. А чей-то муж вдруг впервые за десять лет супружеской жизни подарил жене цветы и даже серьги, или кто-то сдал экзамен на получение водительских прав, хотя прежде провалился несколько раз.
Элиягу Анкори родился в Тель-Авиве в светской семье и стал ортодоксальным евреем в возрасте двадцати трех лет. В тридцать – получил в США диплом Мастера NLP. Вернувшись в Израиль, он задался целью передать свои знания религиозным людям, однако не мог преподавать ортодоксальным евреям светскую науку. И тогда его озарило: он решил найти подтверждения современным открытиям в области психологии и исследований мозга в древних еврейских книгах, чтобы соединить NLP с учениями иудейских мудрецов. Так родился его собственный уникальный курс.

С древними еврейскими книгами я столкнулась в первые же дни в Израиле. Книги стояли на прилавках религиозных книжных магазинов, сверкая золотыми и серебряными буквами на тисненых обложках. Они притягивали меня, захватывали воображение, словно географические карты, ведущие к древним сокровищам. Я брала их в руки, открывала, пыталась читать и ничего не понимала. Само непонимание было необычным – без присутствия надежды, что пойму, когда достаточно выучу иврит. Много лет я ощущала какую-то невыразимую преграду между мной и текстами в этих книгах. Словно карты древних сокровищ были зашифрованы. Таинственные книги лежали на столе Элиягу! Он скороговоркой цитировал наизусть выдержки из них, а потом приводил примеры из нейролингвистики и современных исследований мозга, подтверждающие то, что было написано в этих книгах сотни лет назад.
Так благодаря Элиягу древние книги становились живыми и в некоторой степени понятными. Это стало первым Чудом, произошедшим со мной в «Школе волшебниц». Однако восторг моего первого Чуда постоянно сопровождался глубоким переживанием. Я оказалась единственной русскоязычной ученицей. Единственной, для кого иврит не был родным языком, и переживала, что упущу что-то важное и не стану настоящей волшебницей.
– Ты веришь, что тебя привел в «Школу волшебниц» Владелец мира? – спросил меня Элиягу, когда я поделилась с ним своими опасениями. – Ты веришь, что Он Создал эту Школу именно для тебя и каждый понедельник Дает тебе учиться здесь? Ты веришь в это?
Мне тут же вспомнился фонарь, излучающий оранжевый свет, рекламный проспект с названием школы и куратор этой школы – Хана, которая в два часа ночи вдруг вышла посидеть со своей малышкой на воздухе, так как им обеим почему-то не спалось.
– Конечно, верю! – убежденно ответила я,
– Значит, Владелец мира даст тебе полное понимание всего того, что тебе нужно понять здесь. Иначе зачем же Он все это устроил для тебя?
Слова Элиягу были настоящими. Живыми. Благодаря Анкори мне открылась тайна живых и мертвых слов. Теперь я осознавала разницу между мертвыми и живыми словами так же ярко, как между мертвым и живым деревом. Живое дерево, в ветвях которого птицы свили гнезда, в стволе движутся живительные соки, а корни проросли мощной кроной глубоко под землей, – правдивое, а мертвое – лжет, что оно дерево. И между мертвым и живым деревом нет ничего общего, кроме слова «дерево». Теперь я ясно осознавала, что, когда произношу: «Я люблю домашние задания, которые задают в институте», – говорю мертвые слова. А когда восклицаю: «Я люблю домашние задания “Школы волшебниц”!» – мои слова живые.

Напоминаем, что первый том романа «Семь Кругов с воскурениями», который называется «Созвездие рыб в сливочном соусе», можно купить на сайте ЛитРес, набрав в Гугле фамилию и имя автора.

Другие материалы в этой категории: « Девятая… Бетховена Заложники ВПК »
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

ФИЛЬМ ВЫХОДНОГО ДНЯ





Гороскоп

АВТОРЫ

Юмор

* * *
— Я с одной девчонкой больше двух недель не гуляю!
— Почему?
— Ноги устают.

* * *
Когда я вижу имена парочек, вырезанные на деревьях, я не думаю, что это мило.
Я думаю, весьма странно, что люди берут на свидание нож…

Читать еще :) ...