КОНТУР

Илья ВИНОКУР

Памяти писателя Роберта Брука

Майкл проснулся от какого-то шума и посмотрел в окно. Гипюровая занавеска, как обычно ночью, от рекламного щита на противоположной стороне улицы меняла цвет: то розовая, то зеленая, то голубая… Он приподнялся. Жена спала. Часы показывали два часа. Опять раздался звонок.

– Кто бы это? – защемило в груди, и он потянулся к телефонной трубке.  – Алло.
– Миша, это Полина.
– Да, Полина. Что случилось? Почему в такую рань?
– Ты же знаешь своего друга… «Звони срочно… и сейчас!»
– Он что, совсем…? Ночь. Два часа ночи…
– Сказал, чтобы вы все приехали и как можно скорее.

– Что значит, все?
– Все – это значит все: и ты, и Петька, и Костик.
– Послушай, как он, действительно все так плохо?
– Миша, более чем... – И Полина начала плакать.
– Ну, да ладно… пожалуйста, успокойся. Когда сказал приехать?
– Вчера. Я все тянула, неудобно как-то вас всех: вы же заняты, а вечером получила втык… В Германию не могла никак дозвониться… Вот и тебе поздно…

– Приехали, сэр, – не поворачивая голову, сказал таксист.
– Спасибо. Как-то быстро мы добрались от аэропорта, – Майкл посмотрел на часы. – Одиннадцать тридцать семь…  Поздновато, но не на улице же ночевать, – устало прошептал он.
Дверь открылась сразу же, после первого звонка. На пороге стояла Полина.
– Я знала, что кто-то сегодня приедет, – сказала она и протянула к Майклу руки.
Чай пили на кухне.
-  … Знаешь, Миша, мы прожили тридцать один год вместе, а сейчас такое чувство, что их просто не было. Нет, конечно, бывало всякое: и проблемы с выездом, и с устройством здесь, но со мной он всегда был добр и внимателен. И это при том, что со многими, и это вы, его друзья, хорошо знаете, он был груб и невоспитан. Сказать, что мне больно сейчас смотреть на него, значит, ничего не сказать. Иногда мне кажется, что я уже не живу, и еще неизвестно, кто из нас уйдет первым: он или я. – Полина вздохнула, и, подойдя к окну, заплакала.

– Поличка, чем это ты дорогого гостя встречаешь? Ерунду-то не предлагай.

На пороге кухни, в инвалидной коляске сидел Стас. Он был в шароварах неопределенного цвета и тапках на босу ногу. На бледно-сером, заросшем щетиной лице отчетливо видны были впадины и заостренный нос.
– Мих, ну, ты и кадр, как всегда, первый: и на линейку, и в стройотряд, и кандидатская… И здесь, в Америке… Ну, прям, пионер – всем пример.
Стас приближался, а Майкл на мгновение растерялся – так сильно он изменился. Но длилось это секунды.
– Привет, симулянт. Чего решил тревожить друзей? Скука одолела? – И Майкл обнял друга.
– Поговорим еще… Выпьешь чего нибудь? Есть классная текила, «Патрон» кличут. Ну?
– Нет, старина. Я текилу не пью, да, и поздновато уже. Мы вот с Полинкой чаевничаем, присоединяйся – третьим будешь, – попытался гость сострить.
– Ей спать пора, а мы, если не возражаешь, малость потолкуем здесь.     
– Конечно… потолкуем. Последнее время редко видимся. Ты здорово придумал, нас всех собрать, – Майкл виновато посмотрел на хозяина. – Извини, думаю, понимаю, почему ты решил…
Стас опустил глаза, как-то серьезно насупился, но… ничего не ответил.
– Полинка, иди спать, дорогая, – наконец, выдавил он.
– Приберу немного и пойду, – ответила жена, как будто отмахнулась.
– Ты сказал, что знаешь, зачем собрал. Вы, конечно, уверены, что Стас спятил, решил заживо устроить панихиду, за упокой души грешной… Да? – Он замолчал и посмотрел на друга… Наступила пауза. – Не скрою, Миша, дела мои швах… совсем хреново. Как говорится, ловить нечего.
– Что врачи говорят? – Майкл посмотрел на Стаса, но тот только недвусмысленно усмехнулся.

– Ты хорошо сделал, что приехал, а то вдвоем – хоть в петлю. Иногда я чувствую, что зверею, а потом смотрю на Полинку и не знаю, где, в каком месте у нее заложено вот это женское терпение и сумашедшая преданность. Часто вспоминаю твою маму – Милю Борисовну. Ведь она подарила мне это сокровище… Мишка, часто думаю о нашей Красноармейской 10, о сером дворе, Крещатике за углом и, конечно, о пацанах с разбитыми носами… Как мы шухерили… А Светку-красавицу помнишь? Кость влип тогда по уши, и мы все из-за неё загремели в ментовку? Моя … Э, земля ей пухом, была всегда в разъездах, а я один-одинешенек… Миличка родная приютила босяка, как кота облезшего. Сколько лет прошло, а хорошо помню её юх с мясными пирожками. Да, разве только это? Помнишь в парке, на склонах Днепра, рядом с кафе «Радуга», на танцплощадке драку – и я в больнице с ножом под лопаткой? Мама Миля сидела со мной две ночи, когда я был больше там, чем здесь. Тогда и наступил для меня момент истины. Я поклялся отомстить, а Миличка раз… и в подарок Полинку – дочку «большого» директора. Сломали они меня, иначе уже давно была бы «голова в кустах». А помнишь, как мы все собрались у Петьки? Он – инженер,  изобрел что-то на судозаводе и его наградили. А потом – грандиозная пьянка на Днепре… – Хозяин продолжал говорить, и Майкл видел, с каким трудом ему это дается.

– Стас, пойдем отдыхать, громко говорим, Полина спит уже, – перебил он его.
– Не спит она. Наверняка, сидит в гостиной, в кресле… Хочешь, глянуть?
Майкл чувствовал, что должен поддержать разговор, как бы тяжело не было.
– Да, дружок… Ты пошел по воспоминаниям. Действительно, прожито интересное время, есть над чем пошевелить извилиной. Главное, мы не изменили нашим, пацанским чувствам и всегда помогали друг другу. Ты прав, конечно...
– И ты прав... Да, мы всегда были вместе, – перебил его Стас. Он на минуту задумался, а потом продолжил. – Понимаешь, обидно немного… В этой благословенной стране я пять лет вытягивал свой бизнес, и Полюшка из кожи вон лезла, чтобы все у нас получилось. По пятнадцать часов, семь дней в неделю… И, наконец, «пошли» деньги… Купили дом, зажили немного, радовались, как дети. Галина – дочь наша - поступила в Университет. И неожиданно, бац, и… приговор! Сначала не поверил, хотя заныло внутрях, думал, обойдется…  – Он замолчал… Наступила пауза. –  Ну, да ладно, уже много раз обо всем говаривали. – Стас ударил рукой по ручке коляски. – Так вот, приснилась мне мама Миля... Спасала меня бедолагу. Опять вытягивала из какого-то дерма, а я все никак, задыхаюсь и все… «Стас, – кричала она, протягивая мне худенькие ручки… – не сдавайся, сынок, борись». Долго боролся, проснулся весь в холодном поту, а надо мной Полинка:
– Что снилось, дорогой? Вертелся, как… Я испугалась.
А я счастлив! Мишка, я был счастлив... Как-то кожей почувствовал вкус этого счастья! И решил. Одену-ка я завтра костюм новый, и скажу вам:
– Друзья, я люблю вас! И пригласил не прощаться, а сказать, что не сдаюсь, что буду драться… Что начинаю... Что начинаю новую жизнь...