Версия для печати

ГОМО САПИЕНС! КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Автор: 

ГЛАВА 2.
ОТ ОСИНЫ НЕ РОДЯТСЯ АПЕЛЬСИНЫ

Встретил меня на ледовой переправе с розвальнями сам начальник лагеря майор Иван Иванович Петров – назовем его так для простоты. Да и бес его знает, какая у него была настоящая фамилия – у всех у них в трудовых книжках, как правило, одна запись стояла – Начальник клуба воинской части такой-то. Кого, как и к какой культуре они свой контингент приобщали – сами знаете.
Едем, Иван Иванович рассказывает, что приключилось...


– Вы, Фаина Федоровна, не отвергайте сразу все, что я Вам поведаю. Но сначала на один вопрос ответьте: может ли, скажем, свинья родить поросенка от барана?
– Однозначно не может, слишком велики биологические различия.
– Хорошо… А коза от собаки?
– Тоже не может… Как, впрочем, и собака от козла.
– Соглашусь. Сам я тоже никогда не видел потомства от такого скрещивания… Ну, а вот корова способна родить теленка от человека?
– Ни-ко-гда! Законы природы очень строги. В них все предусмотрено: что, где, когда и как. От человека должен родиться только человек, от лошади – лошадь, от птицы – птица. От осины – есть такая присказка – никогда не родятся апельсины…
– Так-то оно так, но вот у Мичурина же росли: яблоки на груше, вишня на сливе… Значит, и апельсины могут на осине вызревать.
– В принципе, наверное, могут, Иван Иванович. За счет изменения самим человеком наследственных признаков организма на клеточном, генетическом уровне. Но это пока такая фантастика. Мичурин же прививками занимался. Да, это возможно – на одной ветке только яблоки, на другой – только груши. Но семечко от этой груши прорастало только грушей, а от семечка яблока – лишь яблоня могла появиться.
– Вот Вы говорите – фантастика… Но не мог же Бог, если он есть, или Всемирный разум, создать каждой твари по паре. Вокруг нас сотни тысяч, если не миллионы, различных видов животных, растений, насекомых… Как же они все могли в Ноевом ковчеге уместиться?! Не сходятся концы с концами. Да и биология, я это по школе помню, говорит, что все живое на Земле когда-то произошло из одной клетки, и что только в процессе эволюции появилось такое многообразие жизни. И этот мир медленно, но постоянно видоизменяется.
Жизнь человеческая, конечно, очень коротка, чтобы проследить за подобными изменениями… Но вот родись мы заново, скажем через тысячу веков, может и увидим животных, которых сегодня нет. Так что наука наукой, а природа может нежданно-негаданно сотворить что-то такое – не приведи господь. Вот оно у нас и произошло, почему я Вас так срочно вызвал.
– Да что случилось-то, Иван Иванович? – спрашиваю.
– Случилось, уважаемая Фаина Федоровна, случилось. Только не упадите с саней. Рассказываю. У нас в хозяйстве две дойные коровы: Роза и Василиса. Роза – нормальная корова. В принципе – любой подоить может, если знает, как это делать. Василиса же, не дай Бог чужой подойдет и до вымени дотронется – убить копытом, точно, может или забодать рогами, брыкается, из стойла вырывается. Только скотника Илью Ухова и признает, никому не дается…
Он ее не иначе как Василисочкой зовет. Впрочем, и Розу никогда даже словом не обидит. Но Василиса – точно его любовь. Полагаю – взаимная. Мужики наши лагерные не раз видели, как он в морду целовал Василису на выгоне. Насмехались над ним: «Была у тебя, Илья, в корешах лесорубов бригада, а теперь в любовницах корова-баба! Вона, как она тебя любит – трахаешь ее, небось, каждый день втихаря! Смотри, ребеночек родится!»
Вот он и родился, Фаина Федоровна. Бычок. Головка нормальная, в кудрявых завитушках. Глазки красивые, живые. А вот кожа… Кожа нежная, розовенькая, как у человеческого младенца, но на ней ни единой волосинки. Ну, ни единой. Ни на теле, ни на ногах.
Но сам я ничего такого сказать о мужике не могу. Не видел. Дело знает, до ареста в колхозе скотником работал, вот мы его сюда с лесоповала и перевели, когда коров заимели… Смотрел я его дело – ни за понюшку табаку сюда попал, жену от посягательств парторга колхоза спас… Едва его вилами в сеннике не заколол, ранил в бок, когда тот против воли бабы уже юбку ей задрал. Но на суде, дурачок, брякнул, что власть советская ничего хорошего народу не дала, бездельников партийных и насильников над трудовым человеком поставила. 10 лет за такое геройство и слова свои схлопотал. Без права переписки… Вот тебе и скотник обычный...
Теленочка этого родившегося он сам у Василисы принимал, словами ободрял, помогая ей тужиться, за ножки тянул – трудно выходил детеныш. Шутка ли – на два пуда младенец потянул. Сергуней его Илья назвал.
Мы думали, не выживет новорожденный, околеет без волос. Так Василиса его своим горячим языком почти сутки вылизывала. Да и Илья сообразил – для теленочка быстренько из старого ватника попонку на пуговицах точно по телу сшил, четыре чулочка на ноги из рукавов. Бычок теперь в тепле, мать его пять раз в сутки исправно молоком кормила – не отказывался, выпаивать из соски не пришлось. Он почти сразу и на ноги встал. Теперь вот Илья уже сушеным клевером начал его подкармливать. Крепнет бычок. Но волосы на теле так и не появились. Если не обрастет – летом сожрут его комары да оводы. Жаль, погибнет. Что животина – люди от мошкары на лесосеке с ума сходят. Вот я и вызвал Вас – может, Вы там, в академии своей, доложите кому надо, что у нас такое чудо случилось от человека. Может, этот феномен изучать надо.
– Да с чего Вы, Иван Иванович, взяли, что этот Сергуня – от Ильи? Ну, родился теленок без волос, в природе такие аномалии случаются.
– Не спорю, случаются. Но Вы, Фаина Федоровна, сами подумайте – от кого же мог родиться бычок? Не от Святого же духа?!
– Это однозначно. Не от Святого духа – просто от обычного быка.
– Не скажите… Да, конечно, мы привозили из райцентра здоровенного быка на случку с Василисой. Но тут совсем другое дело – Василиса после этого родила точно через девять месяцев. День в день, как у людей. А если бы от быка – ей бы еще ходить и ходить стельной коровой. Не иначе, как после этого быка Илья в тот день и сам постарался. За животиной хотел скрыть факт своего совокупления с Василисой, да не получилось – его сперма сильнее бычьей оказалась. Оно и понятно: семь лет мужик без бабы.
– У животных, Иван Иванович, тоже бывают преждевременные роды. Видимо, это тот случай. Не может корова родить от человека. Не мо-жет!
– Не может? Приедем, я с Вами еще поспорю. Сами убедитесь.

***
Приехали… Приветливая жена майора накормила нас ужином – горячими, наваристыми густыми щами. К чаю шанежки с картошкой подала, конфеты-подушечки, облепленные кристалликами сахара. Видно, неплохо жило лагерное начальство даже при карточном вселенском послевоенном дефиците.
За тем же обеденным столом мы и продолжили нашу беседу.
– Вот Вы и наука Ваша говорят, что не способна корова от человека родить, – не мог успокоиться Иван Иванович. – Но ведь Вы не отрицаете, что содомия имеет место быть. Иначе с чего бы в Библии говорится, что нужно безжалостно предавать смерти людей, повинных в этом грехе.
– Я и не отрицаю, что такое в природе есть. Более того, в Древнем Египте и в Греции это даже не считалось чем-то аморальным. Но в средние века такое поведение человека уже повсеместно ставило его вне семьи, вне общества. Во многих странах мира, в той же Канаде, например, есть очень жесткие уголовные статьи за такие извращения. Но речь-то у нас о другом: никогда подобное не может дать потомство. Еще раз подчеркиваю: ни-ко-гда!
– Хорошо, у нас в лагерной библиотеке интереснейшая книжка есть – «Легенды и мифы Древней Греции» называется. Издана, между прочим, Академией наук. Прочитал я ее от корки до корки, – так там другое говорится. От совокупления человека со зверями и Минотавр родился, у которого тело человека, а голова быка, и сфинксы, или человеко-львы.
Описывается в книге и другая жуткая химера, злобный демон разрушения с телом собаки, крыльями птицы и женской головой…
Более того, человек всех этих монстров в камне и в бронзе увековечил. Был я у вас в Ленинграде, видел на набережной огромных сфинксов – не то людей, не то животных, купленных еще при царе в Египте. И хотя какой-то академик в предисловии к книге пишет, что все эти образы – вымысел, плод воображения человека, своего рода сказка, – я с этим согласиться не могу. Уж больно точны детали.
Нет, древний художник с кого-то все это лепил, с того, вероятно, что сам видел вживую. Может, все эти химеры к нашему времени по каким-то причинам вымерли, как это случилось с динозаврами. Наука наукой, но я так перефразирую присказку: и на науку бывает проруха. Допускаете такое?
– Допускаю. Но это не тот случай… Здесь я целиком на стороне Ильи. Не от него теленок родился. Не от него!
– А вот я его завтра в свой кабинет вызову. Потолкуем с ним, с глазу на глаз.

***
Утром перед нами, переминаясь с ноги на ногу, в латаных-перелатаных валенках и куцей телогрейке, стоял коренастый, ниже среднего роста мужик со щербинками на лице.
– Садись, Илья, – придвинул ему стул начальник. – Вот до тебя приехала из Ленинграда Фаина Федоровна, большой учености человек. Расскажи все, как было. Как у тебя Сергуня родился, как выходил его.
Не бойся, никто тебя за это судить не будет. Наоборот, может с помощью тебя переворот в науке произойдет, известным станешь. Не исключено – полную свободу получишь. И лагерь наш прославится. Давай, не стесняйся.
– Да что рассказывать, гражданин начальник, – взмолился мужичок. – Ну, не мучьте меня, и без того в лагере жизни нет. Сто раз уже говорил – не было у меня ничего с Василисой. Хоть на дыбу подвесьте – то же самое скажу. Православный я, на такую гадость никакой дьявол меня сбить не может. Ну, люблю я коров, так в любом крестьянском доме корова – кормилица. А я, почитай, с рождения при коровах. Видел все, как мамка делала, да и приохотился к скотному делу. Одни на трактористов учиться, я – на скотный двор. У меня коровы в районе в рекордистках ходили.
Василиса – да, корова особенная, любит, когда с ней разговаривают, гладят ее, ласку любит. Да какая же живая тварь ласку-то не любит?!
Но супротив природы, начальник, я никогда не пойду.
– Сколько лет ты уже здесь, Илья, дети у тебя есть? Из каких ты мест? – обратилась я к заключенному. – Я много езжу, может, и в деревеньку твою загляну по случаю. Расскажу жене, что ты жив, что лично тебя видела.
– Восемь лет я тут. От людей с воли слышал, что деревня моя под немца попала. Деток у меня двое, мужички. Одному девять, второму одиннадцать… Живы ли – только Богу известно. Адресок бы дал, но не могу – еще пяток лагерей добавят, да снова на лесоповал или в рудники ледяные отправят. Вот тогда уж точно – век воли не видать. А так пока живу. Гражданин начальник спас… Но матерью своей, детьми своими клянусь, профессор, – не было у меня ничего с Василисой. Я человек – не животное. Это по баракам всякая мразь языки чешет и грязь разносит. Но знают люди – не ссученный я и в петухах не хожу, сам погибну, но горло перегрызу, кто сунется.

***
Ладно, отправились мы в коровник. Действительно, как вошли, Василиса, увидев Илью, приветливо так, длинно, но без высоких нот, замычала, сразу ткнулась ему мордой в грудь. Обычная ситуация, корова как корова.
Осмотрела я внимательно и сыночка ее, теленочка Сергуню. Шустрый такой, головкой курчавой бодается, рожки уже хорошо прощупываются. Ножки крепкие, не подгибаются. Да и сам здоровячок.
Илья по моей просьбе попонку отстегнул, и вправду – кожица на теле нежная, розовенькая, как у младенца.
– Я его два раза в неделю теплой водичкой и мягкой тряпочкой обмываю, кожушок сменный есть, а этот стираю, – пояснил Илья. – Слежу, чтоб никакая зараза не пристала. Сергуня чистенький. Да вот беда: ни одного волоска на теле так и не появилось. Ну, ни единого. В чем дело, профессор, ведь Василиса ничем не болела, никаких прививок мы ей не делали? Силос на зиму я сам готовил. Видите – здоровая она, живая. Молоко очень вкусное. Летом по 10–12 литров в день дает. Откуда такая напасть с сыночком ее?!

***
В общем, поняла я, что никакой научной сенсации во всей этой истории с рождением теленка нет. Я хоть и агроном по основной специальности, но и курс ветеринарии в институте тоже прошла – не совсем уж дилетант в этой области.
Отпустили мы Илью, и как могла, я все-таки убедила майора Ивана Ивановича, что от человека ни у коровы, ни у овцы, ни у другого любого общего потомства априори быть не может.
Написала я акт о состоянии животных, проверила, как хранится посевной фонд корнеплодов и отбыла в Ленинград, дав наказ сообщить мне, если с Сергуней что-нибудь неординарное произойдет.
Случилось-таки… В начале лета я письмо получила из лагеря. Грустное письмо – погиб теленочек. Не уследил Илья: на раннем весеннем выпасе стая волков задрала Сергуню. Василиса защищала сыночка до последних сил. Пока Илья и охранники с оружием прибежали – волки ей уже живот вспороли. Пришлось пристрелить корову, чтобы не мучилась.
А Илья после того занемог, дара речи лишился. И вскоре повесился. В коровнике. На балке, прямо над загончиком Сергуни. Извели его зэки, вконец задолбали.
«А Вы, Фаина Федоровна, до сих пор убеждены, что теленочек у Василисы не от Ильи? Жаль мужика, конечно. Да, видно, судьба у него такая и расплата за его грех!
Наука – наукой, а жизнь вот как порой оборачивается! Есть вокруг нас много такого, что человеку понять не дано!»
Именно этими словами заканчивалось то письмо.
Жаль, не удалось мне больше побывать в этом лагере на Печоре. Очень хотела на погосте Илье поклониться. Да вряд ли бы такое случилось – на тундровых гигантских кладбищах тогда все могилы были безымянными.

***
Вот такую грустную и необычную историю из своей жизни рассказала мне однажды полярный агроном Фаина Федоровна Тульженкова.
А вспомнил я о ней потому, что недавно прочитал статью в серьезном биологическом журнале о том, что ученым-генетикам после тысяч и тысяч опытов удалось сделать то, что за бесконечное время эволюции было не подвластно и Природе – вырастить эмбрион человека в теле… свиньи.
Вот это да, сенсация так сенсация, удар ниже пояса. Я бы еще мог понять, если бы эмбрион был выращен в теле человекообразной обезьяны. Такие опыты еще в начале ХХ века проводил известный русский ветеринар Илья Иванович Иванов. К счастью, ни один из его экспериментов не дал положительных результатов, и подобные безнравственные, с точки зрения морали, эксперименты до сих пор в большинстве стран запрещены строгими законами. Но тут-то – не горилла, даже не шимпанзе – самое близкое к нам животное. Тут же – обыкновенная свинья.
Да, мы обожаем отбивные из свежей свининки, сальце с чесночком, с перчиком и без. Но удивительно, что издавна хавронья стала предметом и самых язвительных и оскорбительных насмешек. Ах, какие яркие сравнения: «Пьян как свинья», «Грязный как свинья», «Подложить свинью», «Ну ты и свиное рыло!» и т. д. и т. п.
Бедное невинное животное стало сосредоточием алчности, нечистоплотности, ненасытной прожорливости – всех возможных пороков, более присущих как раз самому человеку.
И вдруг такая метаморфоза – хавронья вознеслась на вершину научного Олимпа, сместив с нее в некоторой степени самое близкое к человеку животное – шимпанзе. Что же случилось?

Продолжение следует

Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии