Я жил вместе с Сергеем и Хайнцом в одной комнате студенческого общежития Ленинградского государственного университета. Мы все были аспирантами-математиками, и это уже создавало непринужденность и легкость в наших отношениях. Никто из нас не страдал от насыщенных терминами и теоремами разговоров.
С Сергеем мы дружили еще с университетских лет. Хайнцу, щупленькому немцу из ГДР с басистым голосом, по его собственному мнению, не хватало практичности. Он не мог простить себе то, что, несмотря на предлагаемую возможность, не согласился представить свою студенческую дипломную работу как диссертацию для получения степени кандидата наук.
Мы жили в согласии. Правда, мы с Сергеем разыгрывали нашего немецкого «друга». Мы начали с того, что как только по радио играли гимн СССР в конце радиопередач, мы бросали все, вставали и в положении «смирно» дослушивали гимн. Бедный Хайнц подпрыгивал, как ошпаренный, и стоял смирно до окончания гимна. Бывало, что мы будили бедного Хайнца по поводу такого «торжественного» момента. Вскоре мы поняли, что мы сами становимся жертвами нашей глупости, и стали вовремя выключать радио.

В будние дни мы были заняты. Но субботы и воскресенья – другое дело. В области развлечений у нас были «маленькие» пробелы. Нам бывало скучновато. Хайнц был безразличен к женскому полу, а Сергей был женат и воздерживался открыто проявлять практический интерес к женщинам. Я был единственным, которому не хватало женской компании.

Однажды вечером я, Сергей и Генрих, студент ЛГУ, гуляли по городу и забрели в Дом ленинградской торговли. Вдруг Генрих остановился у отдела хозтоваров, посмотрел на меня и с улыбкой сказал:
– Видишь вон ту продавщицу? Если ты добьешься свидания с ней, то за мной ресторан.
– А почему ты мне предлагаешь это? – спросил я и оценивающе посмотрел на неприступную на вид девушку.
Она была лет двадцати, красивая, с розовыми скуластыми щеками и пухлыми губами.
– Ну что ты осматриваешь ее как на смотринах, не в жены же берешь? Все, что ты должен сделать, – это добиться ее согласия на свидание с тобой. Так что, нечего смотреть на нее глазами будущего жениха.
– Значит, ресторан говоришь, для тебя, Сергея и меня?
– Да, да, да. Ну, давай, иди, – подбодрил меня Сергей, – ты же у нас пользуешься успехом у женщин. У тебя есть обаяние.

Глаза Сергея улыбались, а в его голосе чувствовалась ирония.
Я посмотрел на их радостные лица и почувствовал подвох.
– А почему ты именно мне предлагаешь это дело? – переспросил я Генриха.
– Ну, а кому же еще? Ты знаешь, что я встречаюсь с Ренатой, я занят, Сергей женатый, а ты у нас неотразимый холостяк, – привел свои доводы Генрих.
– Ну, ты же знаешь, что я люблю мою жену и такими делами не занимаюсь,– сказал в свое оправдание Сергей.
– Но ведь это всего лишь пари.
– Даже теоретически не могу подойти к «таким» вопросам, – добавил Сергей в свое оправдание, – а тем более заниматься практически. Боюсь. Боюсь начать, боюсь искушения, боюсь сорваться. «Не искушай меня без нужды», – распевая, заключил Сергей.

– А кто просит тебя заниматься такими делами? Попробуй, посмотри, проверь, все еще нравишься ли ты женщинам? Может быть, твоя жена тебя любит по инерции? А может быть, ты превратился в серого человека.
– Да дело в принципе, – Сергей решил нанести нокаутирующий удар.
– Дорогой Сережа, каждый мужчина побежит за юбкой, лишь бы юбка была ему впору. Мужчина похож на паука. Расставит свои сети и примет любую, которая попадет в его паутину. Проблема в том, что, расставляя сеть, мы себя тешим мыслью, что мы охотники. Мы забываем о том, что женщины добровольно попадаются в наши сети, и они специально создают эту иллюзию для нас. Будучи в нашем плену, они нас пленят. Настоящие пленники – это мы.
Сергей вздохнул и посмотрел на Генриха.
– Ты согласен с его идиотизмом? Я в жизни не слышал более тупого анализа отношений между полами, сводящего все к уровню инстинктивных ощущений насекомых: пища-не-пища. А у тебя – женщина-не-женщина, секс-не-секс. Долго ты работал над этой твоей «теорией»? Тебе знакомо слово «любовь», когда ты беззаветно любишь одну-единственную? – укоризненно заключил Сергей.
– Я знаю, что ты умный парень, Сергей, видишь, сразу уловил главное, ощущения. Вот ключ, Сергей, мы в плену наших ощущений. Я хочу посмотреть на твое поведение, если женщина проявит готовность отдаться тебе. Это момент, ты мой «железный» человек, когда чувственная энергия мужчины готова извергнуться как вулкан, это момент, когда ощущения подвергаются чувственной аномалии. Наступает мир и успокоение, когда мы просыпаемся в объятиях женщины, которая с улыбкой вручает нам знамя, которым мы размахиваем перед лицом всего мира, радостно извещая о нашей победе, забывая, что лавры победы-то она оставила себе. Возможно, я не знаю, что такое любовь. Но если это – шоры на глаза, и ты видишь только то, что твоя жена хочет, если это кастрация чувств, которая притупляет восприятие женской красоты, то тогда, мой дорогой, я добровольно вычеркиваю себя из списка влюбленных. Любовь должна помочь лучше видеть мир, а любовь-инвалид не для меня. Хочу любить жену и заметить красоту соседки.

Но тут вмешался Сергей:
– Тебе следует разобраться в твоей «количественной» теории. Вот когда твое количество перерастет в качество, тогда ты поймешь, что на свете есть одна-единственная женщина, которая приводит твое сердце в трепет, будоражит твою душу, и ты никого не видишь вокруг себя, ни одна другая женщина для тебя не существует, и все женщины тебе кажутся бесполыми.
– А ты уже разобрался во всем? – съязвил я.
– Не умничай, а лучше ответь на вопрос. А что, если сосед заметит красоту твоей жены?
Сергей попытался загнать меня в угол.
– Он будет достойным мне соседом, – отпарировал я.
Вдруг Генрих переполошился.
– Слушайте, вы, «сократы любви», перестаньте спорить по пустякам. Хватит! Так, сейчас ты пойдешь охмурять… не какую-то абстрактную бабу, а конкретную женщину, вон ту красавицу, аккуратно обвязавшую свою голову косынкой. Вон ту, пойдешь? – и Генрих опять головой кивнул в ее сторону.
– Конечно, пойду. Я не упущу случая пойти в ресторан за твой счет.
Генрих так громко рассмеялся, что у него выступили слезы и, еле-еле сдерживая себя, сказал:
– Не думаю, что мне придется раскошелиться.
– Не торопись радоваться! Иду на операцию «Даешь свидание», – сказал я и что-то написал на листке бумаги, – мои инструменты, – сказал я загадочным голосом.
Сначала я подошел к одной продавщице и спросил, есть ли у них чехословацкие кастрюли, в которых варят под давлением. Та направила меня к заведующей отделом хозтоваров, именно к той, вовлеченной в наш спор, по имени Лариса. Я подошел к ней, показал мою записку, на что она громко засмеялась.
– Конечно, – сказала она, – приходите завтра, мы закрываемся в восемь.

У Ларисы были блестящие, болотного цвета большие глаза, большой рот со щербинкой на передних зубах, а между передними верхними зубами оказался прорез. Вблизи она была более привлекательной. Я был рад, что подошел к ней.
– В восемь, у главного входа, – сказала она и помахала рукой.
Я подошел к ребятам.
– Свидание есть! Пошли в ресторан, – нетерпеливо сказал я.
– Ты погоди, не торопись,– сказал Генрих,– откуда мы знаем, если на самом деле у вас есть свидание?
– Вон она, пойдем, и сами спросите у нее. Пошли, – скомандовал я.
Втроем вошли в отдел, но ее уже там не было.

Мы вышли из универмага и продолжали спорить о том, как все же установить простой факт.
Вдруг Сергей вскрикнул.
– Эврика! Ты идешь на свидание.
– Мы так не договаривались! – сердито сказал я.– Если я пойду на свидание, я должен провести некоторое время с ней.
– Не обязательно, придумай что-нибудь, ты же находчивый, – сказал Сергей.
– Слушай, «доктор любви и честности», не могу сказать: «Привет и спасибо, я выиграл пари. Прощай». Она доверилась мне, она невинный участник нашей затеи. Не нужно ранить ее. Я не могу обмануть ее ожидания, – сказал я сочувственно и представил перед собой ее радостные и блестящие глаза.
– Тогда пари аннулируется, – радостно заявил Генрих.
– Ишь, как обрадовался! – с иронией заметил я. – Я столько вложил в это дело! Мы все идем на свидание! Вы можете исчезнуть в любой момент после того, как я встречусь с ней. А что будет дальше, не ваше собачье дело.
На этом мы и порешили.
На следующий день вечером, через несколько минут после восьми «моя» Лариса вышла из главных ворот ДЛТ.
– Ну, здравствуйте, вот и я. Меня зовут Лариса, или Лора, если хотите.
– Здравствуйте, Лариса, меня зовут Давид, – сказал я. – Давайте погуляем, это даст нам возможность поближе познакомиться.
– Ну и прекрасно, давайте погуляем, – согласилась она.
– Ну, как работается? – спросил я.
– Да, не жалуюсь. А вы чем заняты, как попали в наши края? У вас портфель, должно быть студент или научная командировка, а может быть еще что-то.
Я коротко рассказал ей о себе.
Она улыбнулась.
– Ваше лицо мне кажется знакомым. Вы не актер? – спросила она с улыбкой.
– В каком-то смысле вы правы. Я очень похож на итальянского актера Альберто Сорди.

Мы подходили к парку, и я предложил присесть.
– Вы весь день на ногах, отдохните немножко.
– О, вы внимательны. Мне это нравится, – заметила она и посмотрела на меня благодарными глазами.
Выбрали укромное место, сели и продолжили наш разговор. Скоро наш разговор перешел в легкую дискуссию на тему о том, как можно определить профессию человека по физиономии, и мы начали городить всякую чепуху.
– А почему вы подумали, что я актер? – переспросил я, в какой-то степени польщенный.
– Понимаете, вчера вы представились человеком еле-еле говорящим по-русски. А сегодня вы совсем другой человек.
– Разочарованы?
– О нет, наоборот. Этот мне больше нравится, – она ткнула меня пальцем, – но не могу удержаться от смеха, когда вспоминаю, как вы подошли ко мне с бумажкой с записью: «Можно ли с вами встретиться?» Способ, скажу прямо, неожиданный. Ставлю «отлично» за оригинальность.
– А за изобретательность? Ничего не заслуживаю?
Она странно посмотрела на меня и спросила:
– А что еще хотите? Чем я могу вас наградить?
– Вот чем, – сказал я и поцеловал ее прямо в губы.
Удивление перешло в увлечение. Поцелуй оказался долгим и длинным. Мы не переставали целоваться в следующие пять минут, и если бы не топот шагов, мы целовались бы дольше.
– Оказывается, что ты еще и умеешь отлично целоваться. Кажется, мне повезло, сама люблю целоваться. Интересно, во всем ты такой искусный? Надо выяснить.
– Выясни, выясни, – сказал я машинально, не имея четкого представления, о чем она говорит.

Промолчала, а потом сказала.
– Ничего, что я перешла на «ты»?
– Ой, что ты, давно пора, мы уже больше чем полчаса знакомы.
Мы посмеялись, обнялись и поцеловались опять и опять. Она мне понравилась, была веселая, характером мягкая, поддерживала разговор.
– Ты немножко похожа на ББ, – сказал я, – особенно, когда приподнимаешь голову и выставляешь подбородок чуть вперед, так, слегка в профиль.
– А это что за ББ? Бешеная Баба, что ли? – и она звонко расхохоталась.
Я не смог удержаться и стали хохотать вместе.
– Ой, аж челюсть заболела. А чего мы так смеемся, а? – все еще смеясь, спросила Лариса.
– Я смеюсь над Бешеной Бабой, а ты над чем, я не знаю, – сказал я и опять стали хохотать.
Когда успокоились, она опять спросила:
– А что такое ББ?
– Да Брижит Бардо, французская актриса.
– Господи, я знаю, я смотрела фильм с ее участием, чего это сразу у меня не сработало?
– Осечка! Бывает, я сейчас займусь этим и исправлю твою осечку, – спокойно сказал я и стал опять обнимать и целовать ее.
На прощание мы договорились встретиться опять.
Когда я вернулся поздно в общежитие, ребята ждали меня. Они попросили рассказать подробности встречи.
– Ты лучше скажи, когда мы идем кушать бараний шашлык в ресторан «Кавказский»? А давайте ее тоже пригласим и расскажем ей все начистоту. Она девушка с юмором. Вот будет смешно! – предложил я.
– Да, ты расскажи, как ты ее заколдовал листком бумаги, давай подробности.
– Я вам скажу, что она мне понравилась. Так было приятно целоваться с ней, что завтра опять встречаемся.
– Ну ладно, завтра утром пойдем в пирожковую.
– Прекрасно, размахивался «Кавказским», а закончил пирожковой. Настоящий кавказский джигит.

На следующее утро, когда мы ели пирожки и запивали костным бульоном, я рассказал им о моем способе с бумагой.
– Безотказная техника. Однажды даже простоял в очереди в рыбном отделе, чтобы сунуть такую бумажку продавщице. Клюнуть-то клюнула, беда была в том, что продавщица пахла рыбой, и после нее целый месяц не хотел трогать другую женщину. А зачем вам такие подробности?
Я посмотрел на них испытующе и с иронической улыбкой спросил:
– Авось пригодится?
– Ну, так, в порядке общего интереса, – сказал Генрих.
– С познавательной точки зрения, – добавил Сергей.
– Ну и лицемеры, – сказал я с пренебрежением.
Я стал встречаться с Лорой регулярно. Мы воспользовались тем, что у нее были несколько отгулов и тем, что днем в моей комнате ребят не бывало.

Через неделю она сказала, что в общежитиях посторонним разрешается до одиннадцати.
– Хочу встречаться с тобой почаще, – сказала она.
– Днем-то можно, а вот после твоей работы… придется поговорить с ребятами.
Мои переговоры с ребятами на тему «исчезнуть при появлении Лоры» прошли успешно.
После второго раза Хайнц пожаловался на продолжительность «Операции Исчезнуть».
– Я не могу три часа болтаться по общежитию.
После третьего раза оба пожаловались на частоту моих свиданий с Лорой.
– Потерпите еще неделю-другую, и я придумаю что-нибудь.

Мы с Лорой пришли к выводу, что надо их «подмазать».
– Ребята, в субботу хотим вас отблагодарить за все ваши лишения и неудобства. Будет водка, закуска и музыка. Когда Лора придет, будьте снисходительны к ней.
Ребята обрадовались. Сергею было приятно за то, что получает возможность выйти из рутинного «болота»: библиотека – общежитие. Хайнцу же было приятно потому, что получит возможность покушать за чужой счет.
Вечером, по дороге домой из библиотеки, мы с Сергеем купили все необходимое для вечера, пожарили тонко нарезанную картошку, так называемую «по-студенчески», накрыли стол и стали ждать Ларису, которая вскоре появилась. Она поцеловала меня, сняла пальто и положила вместе со своей сумкой на мою кровать.
– Какой хороший стол! Водка «Пшеничная», голландский сыр, сервелат. Приятно видеть вас опять, ребята. Жаль, что я только на минутку, внизу мои подружки ждут меня, – сказала Лариса с разочарованием.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Надеюсь, ты не шутишь. Кто-нибудь, кого я знаю? – спросил я.
– Да, Лида и Кристина. У Лиды были дела в Доме культуры Кирова, пару блоков отсюда.
Я посмотрел на ребят, но они молчали.
– Тогда пригласим их! Не так ли, ребята? – спросил я голосом, не терпящим возражения.
– Да, да, пригласите их сюда, – сказали из вежливости Сергей и Хайнц.

Появление девушек изменило атмосферу. Они весело и звонко смеялись, рассказывали анекдоты, танцевали. Сергей, схватив обеими руками тонкую талию Кристины, старался убедить ее в чем-то. Кристина, высокая и тоненькая блондинка с голубыми, почти прозрачными глазами, казалось, внимательно слушала его, кивала головой, хлопала ресницами, обводя языком полуоткрытые губы. Сергей говорил и смотрел ей прямо в рот, на губы. Он инстинктивно тянулся к ее рту, к ее мокрым губам, но она тактично увертывалась.
Вторая блондинка «работала» с Хайнцом. То ли водка, то ли тембр ее голоса, то ли со вздохом нашептанные слова, то ли еще ее прикосновение губами волос его ушей, то ли все это вместе взятое вывело Хайнца из состояния безразличия и равновесия, и он стал танцевать и даже рассказывать анекдоты. Хоть он и был маленьким по всем параметрам, но смеялся басом.
Через час Лида пожаловалась, что ей жарко и предложила выйти погулять. Кристина тут же оделась. Девицы задержались у дверей.
– Вы что, не идете с нами?

Сергей нехотя встал, обернулся и посмотрел на меня с укором.
Лида посмотрела на Хайнца.
– Хайнц, если ты будешь хорошим мальчиком, я обещаю быть хорошей девочкой, – сказала Лида.
– Ха, ха, ха, ха, – посмеялся Хайнц, – я мужчина, а не мальчик.
– Вот и хорошо, давай выйдем и поговорим об этом, – сказала Лида, рукой приглашая его выйти.
– О чем? – сопротивлялся Хайнц.
– О том, как такой взрослый, сильный мужчина, как ты, может вести себя как мальчик с девочкой, как я.

Было впечатление, что Хайнц не хотел выйти. Невзирая на его сопротивление, Лида взяла его под руку и потащила к двери.
– Не возвращайтесь раньше чем через час, – сказала Лора.
– А, – сказал Хайнц и стукнул себя по голове.
Приближался Новый год, и мы стали думать, как хорошо и весело встретить его. Идея была ясная, нужен вечер.
– Вечер-то вечер, но я хочу веселиться и танцевать всю ночь, а потом… сам знаешь, – сказала Лариса, прошептав последние слова.
– Тогда самим надо устроить вечер. Пойдем на танцы, а потом, а потом… Вот в этой области и возникнут у нас проблемы с Сергеем и Хайнцом.
Идея вечера у нас в комнате и танцев в клубе на втором этаже ребятам не очень пришлась по душе.
–А что, если мне станет скучно, и я захочу спать? – спросил Сергей.
Стало ясно, что нужны были «убедительные» аргументы. А как, каким образом и какими доводами можно было их уговорить?
Лариса обещала поговорить с девушками.
Девицам, Лидии и Кристине, план Ларисы понравился. Они приняли предложение охмурить мужиков.
– Вы предоставьте мне уговорить Хайнца. Он будет ходить у меня по струночке, – обещала Лида
– А что, мне надо уговаривать Сергея? – спросила Кристина.
– Да, твоя задача проверить на прочность нашего положительно влюбленного в свою жену мужа.
– А что там проверять-то. Я просто полезу к нему в постель, и вот тебе конец сказки о влюбленном муже. Первый, что ли.

Договорились, что устраиваем «пробную» вечеринку до Нового года и «пускаем» Лиду на Хайнца, надеясь, что, вопреки внешнему впечатлению отсутствия интересов к противоположному полу, у Хайнца есть некоторые запасы мужских гормонов, которые нужно вывести из-под его контроля с помощью магической палочки феи-Лиды.
Я сказал ребятам, что мои девицы хотят нанести визит и повеселиться в ближайшую субботу.
– Хайнц, если у тебя других планов нет, оставайся с нами. Мы хотим, чтобы ты насладился «дружбой народов», подальше от глаз твоих немецких доносчиков, в отсутствие ваших тощих и высоких «фройлен», в объятиях наших красоток.
– Да, да, слушай, не могу безразлично смотреть на груди Лиды, – откровенно сказал Хайнц.
– Неужели айсберг начал таять? – пробормотал я себе под нос, – у всех женщин груди красивые.
– Да нет же, я говорю о грудях Лиды, – повторил Хайнц со слащавой улыбкой.
Я хотел спросить его, сколько женских грудей он видел в своей жизни, но передумал, не хотел начинать наши «переговоры» с отрицательного замечания, а Лариса решила превратить в шутку его замечание.
– Да ты у нас оказывается немножко испорченный, – сказала она, – может быть, тебе не надо с Лидой встречаться, а то, чего доброго, еще и изнасилуешь ее.

Хайнц захохотал.
– Еще вопрос, – сказал Хайнц вытирая свои слезы от смеха, – кто кого изнасилует.
– Ну, ты не беспокойся по этому поводу, она хоть и бывает временами буйной, но я ей скажу, чтобы она тебя не трогала, – успокоила его Лора.
– Зачем? – с тревогой быстро вставил Хайнц. – Нет, нет, не надо, ничего не говорите ей. Пусть она «изнасилует» меня.

Итак, вечеру быть. Все согласились в ближайшую субботу собраться и более детально обсудить план проведения новогоднего праздника в непринужденной обстановке.
Стол мы поставили на середину комнаты, а сами расположились на наших кроватях.
Мы с Ларисой почти лежали.
Хайнц сидел на краю своей кровати, вытянувшись, и просил тоже самое сделать Лиду, которая время от времени наклонялась, возможно, от неудобства. Хайнц, по-видимому, боялся быть пойманным с поличным в компрометирующей позе с девушкой.
А Сергей был в лихорадке. То полулежал, то выпрямлялся, то пытался притянуть Кристину прилечь. Но она была крепка. Она сняла свои туфли, подтянула ноги под себя и села как Будда перед Сергеем на краю его кровати, у его ног.

Я предложил тост за то, чтобы у нас хватило мудрости найти умное решение нашей новогодней проблемы.
– Главное, чтобы все стороны были довольны. Ну вот, давайте начнем с нас, – сказал я. – Что мы хотим с Ларисой?
– Поесть, выпить, потанцевать и провести ночь вместе, всю ночь, до утра, и чтобы никто нам не мешал, – сказала Лариса, и в такт с танцем взяла кусочек сыра, положила себе в рот и дала мне откусить прямо из ее рта.
– Услышали? – спросил я, взяв свою рюмку, и все выпили за исполнение наших желаний.
– Теперь давайте вы, ребята, Сергей и Хайнц.
Сергей улыбнулся.
– Я человек скромный, и мои желания и запросы тоже скромные. Если будет весело и хорошо, то прекрасно.
– А ты меня, скромный человек, включил в свои скромные пожелания или нет? – обиженно спросила Кристина.
Сергей улыбнулся и поднял брови, а Кристина с полуоткрытым ртом вопросительно смотрела на него.
– Ну, конечно, – наконец сказал он, – мы все будем вместе.
Я подумал, что Сергей хочет прятаться за моей спиной. Значит, чует опасность, и сломается или нет, является вопросом времени. Поживем, увидим. Я хотел уверить себя, что если он сорвется, то я не должен себя считать виновным.

Лида была на две головы выше Хайнца, веселая, любила дурачиться, и затея с Хайнцом как-то отвлекала ее от работы и напряженной учебы в медицинском техникуме. Она схватила испуганного Хайнца и пошла танцевать, прижала его голову к своим грудям. На лице Хайнца застыла улыбка до ушей.
– Ну, Хайнц, скажем, я добрая фея, ну колдунья, но хорошая, не злая, – сказала она, посмотрев сверху в голубые глаза Хайнца. – И, скажем, могу исполнить твои желания. Что бы ты захотел, чтобы исполнилось в этот Новый год? Как ты хотел бы его провести? Скажи нам.
– Да многое я хочу, только сам боюсь моих мыслей.
– Ах ты! Ну-ка выложи все, что у тебя здесь варится, – и она слегка постучала по его черепу.
Вдруг Лида подмигнула.
– Уберите все со стола, я потанцую на нем. Поставьте веселую музыку.
Лида сняла свою блузку и, бросив ее Хайнцу, стала крутиться.
– Нет, не надо танцевать на столе, – крикнул Хайнц.
– Хорошо, Хайнц, если просишь не танцевать, не буду. Видишь, какая я послушная? – и Лида похлопала ресницами.
Я вытащил свой фотоаппарат, зарядил новой пленкой и попросил ее позировать. Я начал снимать ее. Потом я попросил сфотографировать меня с ней. Пошли парные фотографии, а потом групповые.
– Слушайте, девушки, я очень люблю снимать женские груди. Ну где мне попадутся еще раз сразу три красавицы с красивыми грудями. Мы назовем мою фотографию «Три Грации» по Давиду. Давайте, будьте благородными, помогите «бедному» фотографу.
– Ты имеешь в виду голые? – спросила Кристина.
– Вот так, что ли? – сказала Лариса и вытащила одну грудь.
– Нет, он имеет в виду вот так, – сказала Кристина и выставила напоказ обе груди.
– Да не так же, а так, – сказала Лида и распустила свой бюстгальтер.
– Умница, – я сказал, – вы все у меня умницы. А теперь так…

И пошла сессия фотографирования. Снимались отдельно, вместе, с нами, в группе, а в случае Хайнца Лида превзошла сама себя, снимаясь с Хайнцем во всех изощренных видах.
Тридцать шесть кадров кончились быстро, запечатлев нас во многих компрометирующих позах с девушками.
Вечер кончился в хорошем настроении. Мы все вместе вышли проводить девушек до трамвайной остановки.
Утром поехали кто куда: в библиотеку, на занятия, семинары.
Вечером собрались в комнате и делились впечатлениями. Хайнц стал вести себя очень странно. Он осунулся, был сам не свой, потерял покой и сон.

В следующие несколько дней он не мог сидеть, не мог заниматься, не мог сосредоточиться. Как только мы с Сергеем возвращались из библиотеки, он начинал ныть и просить отдать ему пленку.
– Успокойся, – говорил я, – я еще не проявил пленку.
– Успокойся, – сказал Сергей вечером третьего дня, – мы и не собирались относить снимки вашему землячеству.
– Успокоюсь, когда уничтожу пленку.

Тут я вытащил из фотоаппарата пленку и, засветив ее, отдал Хайнцу.
– Теперь пленка уничтожена, успокойся. Извини, что заставили тебя пару дней переживать и держали в напряжении. Мы поступили плохо.
– Ребята, вы самые лучшие, – радостно и с облегчением сказал он. – Я сделаю все, что захотите и как захотите.
– Да пойми же, дурак, мы побаловались грубым образом. Мы хотим, чтобы ты провел Новый год с нами.
– Вы не беспокойтесь, проблем не будет. Вы веселитесь с Лорой и Кристиной.
– Знаешь, Сергей, мы немножко перегнули палку, – заметил я.
– Шантаж – великое орудие для достижения цели, –  заключил Сергей.
За неделю до Нового года Лида сказала, что у нее начнутся трудные экзамены в январе, ей нужно усердно заниматься, и она не сможет встретить праздник с нами, что вполне нас устраивало.

Вот и наступил канун Нового года. «Проводили» Старый год, то есть поели-попили, пошли на танцы. Ровно в двенадцать на танцплощадке музыка и танцы остановились, и все с криком поздравляли друг друга с Новым годом. Когда я целовался с моей Ларисой, то через ее плечо я заметил, что Сергей также «поздравляет» Кристину. Мы пошли к нам в комнату отметить праздник. Выпили, тосты произнесли, и опять все поцеловались друг с другом. Были почти пьяные. Кристина потащила Сергея на танцы, а Лариса осталась в комнате со мной.
У порога Сергей тихонько попросил не запирать дверь на засов, может быть он придет спать попозже.
– Ты что, шутишь? А как насчет Кристины?
Сергей поднял свои плечи.
– Послушай, если ты решишься на это, то приходи с ней, что-нибудь придумаем, – успокоил я его.
– Неужели он испортит нам ночь? – спросил я скорее риторически.
– Не беспокойся, я знаю Кристину, – уверенно сказала Лариса.

Лора лежала на моей кровати, смеялась, хохотала. Стала раздеваться, села на мою кровать и стала опять издавать странные звуки, говорить бессвязно, то хохотала, то плакала. Она медленно крутила шеей, выпучивала свои глаза, то опускала голову, то приподнимала ее.
– Тебе приятно так дурачиться? – спросил я. – Перестань, пожалуйста.
Она не реагировала на мои просьбы. Одновременно она раздела меня и прижалась ко мне.
– Люби меня, – прошептала она.
Стоило мне тронуть ее, как она почти закричала.
– Нет, нет, нет, не надо, не трогайте меня. Я знаю, вы хотите изнасиловать меня. Это нехорошо. Не надо, я не хочу вас, уходите и не трогайте меня своими грязными руками. Они у вас холодные.
Она почти плакала и рыдала. Я сел возле нее.
– Что с тобой, Лариса? Кто-нибудь изнасиловал тебя? Кто-нибудь трогал тебя, когда ты была маленькой?
Вдруг она оттолкнула меня, что поставило меня в очень неловкое положение, сама встала, посмотрела на меня совсем бессмысленными глазами, лицо ее было красным от напряжения, и поставила свою ступню на мою грудь.
Внезапно все напряжение исчезло с ее лица, она прикрыла обеими руками свой рот, посмотрела прямо на меня осмысленным взглядом и стала безудержно хохотать.
– Что с тобой? – испуганно спросил я, весь мокрый от пота.
– Правда, я напугала тебя? – и опять расхохоталась. – Я так хорошо это делаю, что время от времени выкидываю такие номера и с наслаждением слежу за изменением мимики наблюдателя.
– Ну и эксперимент, ну и нашла момент поиздеваться надо мной. Дура ты безмозглая. Фу ты, я чуть инфаркт не получил!
– Не злись, пожалуйста, ну, ты же готов доставить мне удовольствие, правда? Вот я и получила. А сейчас, а сейчас… я доставлю тебе удовольствие до утра.

Она шептала последние слова и уже вся была в действии.
Позже, уставшие, мы уснули.
Среди ночи она разбудила меня и шепнула мне в ухо:
– Мне кажется, что в комнате кто-то есть, кто-то издает звуки.
Я прислушался и успокоил ее.
– Не будь дурой, Кристина и Сергей «работают», наверное, мы спали, когда они зашли.

И вдруг я осознал смысл события, происходящего в комнате.
– Да, странные и совсем неожиданные вещи происходят сегодня, – подумал я вслух, лег я на спину и посмотрел в потолок.
– О чем ты? – спросила Лариса.
– Почему-то все решили удивить меня сегодня.
– О чем ты говоришь? Сейчас ты решил напугать меня? Послушай, – безразлично сказала она и, повернув мое лицо к себе, шепнула: – Я тоже хочу «работать», как они. Давай не отставать от них.
Так, соревнуясь друг с другом всю ночь, мы все, обессиленные, уснули утром.

Проснулись в полдень. Пошли в какое-то кафе, позавтракали, а потом проводили наших девиц.
Все это время передо мной неотвязно стояли картины, как Сергей отказывался от знакомства с Ларисой, как неохотно уединялся с Кристиной, размахивая флагом истинной верности и любви к своей жене.
Когда вернулись в общежитие, я стал пристально смотреть на Сергея, но он упорно избегал моего взгляда. В конце концов, он встретил мой взгляд и внимательно посмотрел на меня. Так мы долго смотрели друг на друга.
– Ну говори, скажи, ты что-то хочешь сказать мне, – сердито сказал Сергей.
– Да, ты прав, не нужно быть проницательным, чтобы знать вопрос, который я задам.
– Догадываюсь.
– Я свободный, у меня ни перед кем нет никаких моральных обязательств. Могу делать все, что хочу. Я нахожусь в моей количественной фазе. Это период, когда для меня принцип добавлять птички в моем списке еще в полном разгаре, и это – норма моего поведения. Я занят простой арифметикой – по одной добавлять к моей коллекции всех тех, которых я выбираю и которые выбирают меня. И я прекрасно знаю, что количество когда-то перейдет в нужное качество в лице одной-единственной желанной женщины, которая, сама того не подозревая, ослепит меня своей любовью, и я не захочу никакую другую женщину ни под каким предлогом. Она станет воплощением, олицетворением и средоточием всех моих сокровенных и низменных желаний. Она возбудит и исчерпает все мои желания к противоположному полу. Она будет моя единственная.
– Ну и прекрасно! А в чем же вопрос?
– Что стало с твоей теорией единственности?
Сергей молчал.
– Что случилось с твоей теорией качественной любви? – продолжил я. – Я считал, что ты не похож на меня и мне подобных, у которых быстро развивается «сексуальный понос».

Он улыбнулся при моих последних словах.
– Природа, дорогой Давид, природа. Есть нечто, перед которым мы все бессильны.
– Тебе не нужно меня убеждать в этом, я согласен с тобой. Я признаюсь в моих слабостях, и не стесняюсь этого. И ты признаешься мне в твоих слабостях. Я как мужчина, понимаю это. Но как ты признаешься в этом твоей жене? Мое признание – это баловство, озорство, и моя неверность воспринимается нормально и оплачивается той же неверностью моих партнерш. А в твоем случае признание вины ведь приведет к катастрофе. А может быть, я наивен? Может быть, ты со мной ведешь двойную игру, стараешься представиться «чистеньким» и исподтишка делать свои дела? Как скажешь жене: «Извини, но я тебе изменил?»
– А никак, мне не придется сказать такого.
– Не понимаю. Неужели при столь долгом ее отсутствии не нормально согрешить? – спросил я. – Неужели она не спросит, как ты жил без нее?
– Вот и подошел к главному, что и выделяет нас, меня и мою жену от остальных.
– И в чем же эта разница?
– В том, что мы оба признаемся в совершении греха, если спросят.
– Не понял. Что-то для меня получается нелогично. Где сущность вашей особенности? В признании собственного греха или в непризнании? Признанием окупаешь вину и получаешь отпущение грехов? Вы что, создали какую-то религиозную секту, что ли?
– Не надо до такой степени упрощать. Дело в том, что у нас хватает мудрости не задавать ненужных вопросов.
– А почему она не должна спросить, как ты обходился без нее? Вполне нормальный вопрос, касающийся твоего здоровья. Ведь вы были нормальной супружеской парой до разлуки? А как ты признаешься, что природа взяла верх?
– А никак! Я не скажу, да и она об этом не спросит. Почему? Да потому, что, если она спросит об этом, я отвечу правдой. Она не заденет эту сторону моей жизни. Не нужна она ей. Это такая правда, которая нанесет вред нашим отношениям. Поэтому мы считаем ее ненужной. Поэтому она не задаст мне такого вопроса. Вот в этом и заключается мудрость моей жены.
– Я полагаю, что ты, как интеллигентный человек, понимаешь, что тот же принцип применим к ней, к твоей жене.
– Абсолютно. И я не задам ей никаких лишних вопросов о ее поведении. Ты подумай об этом. Быть нелюбопытным в некоторых вопросах очень удобно, даже выгодно. Не зря еще Пушкин говорил: «Из прочих истин нам дороже нас возвышающий обман».

Я ответил сразу:
– Зачем прикидываться невеждой? Пушкин не восхвалял обман, а критиковал. Так что не нужно прикрываться Пушкиным и создавать для себя воображаемый мир процветания, взаимного уважения и доверия, основанный на лжи. Дорогой ты мой Сергей, прочность отношений и страсти в любви зависит от степени преданности друг к другу и степени откровенности друг с другом, причем я затрудняюсь сказать, какая из них главная. Я считаю, что ваши отношения – это просто ханжество, и думаю, что вы не любите друг друга.
Сергей молчал, да и любой его ответ не мог меня удовлетворить.
– Я знаю, – продолжал я, – что многие живут в ложном мире взаимопонимания, а на самом деле это мир скрытого недоверия друг к другу. Если эти люди публично заявляют о своей любви, что нередко бывает, то это оскорбление такого благородного чувства. Это кощунство. Если вы тоже такие, то я просто перестану вас уважать.

Мы оба помолчали. Подумав минутку, я продолжил:
– Пока я знаю одно, что количество я предпочитаю качеству. Но хочу верить, что я найду женщину, которая меня с ума сведет, которая станет моей гаванью любви, и я никого так не захочу, как ее.
Сделал паузу, подумал, и добавил.
– Хочу верить, что мы оба будем открытыми книгами друг для друга. Я буду жить у нее на ладони и она, как джинн, сумеет видеть меня и мои поступки в любой момент, в любом месте. Думаю, что и я стану таким же джинном для нее.
На мгновение я представил стоящую передо мной в образе безликой статуи мою будущую «супругу» и прошептал:
– Амен.
Ночью, перед тем как пойти спать, Сергей сказал:
– Ты зря так сурово осуждаешь нас. Я люблю мою жену, и она любит меня, и поверь мне, мы любим друг друга очень сильно. Да, я ей изменил. Я понимаю, что я не должен был делать это, проявил слабость. Это урон, но, я считаю, небольшой, так как измена была физическая. Конечно, я не горжусь тем, что я сделал, но Бог свидетель, я долго сопротивлялся и не поддавался искушению.
– Я тебя не считаю наивным человеком. Ведь так большинство отношений и начинается, или так начинается конец отношений с другой. Думаю, что после первой будет вторая. Не успеешь оглянуться, и уже внутри тебя вулкан клокочет. Ты думаешь, что у меня нету никаких теплых чувств к моей Ларисе? Но если я ей изменю, то я открыто ей скажу об этом. Правда нужна всем и всегда.
– А ты подумай хорошенько, нужна ли даже твоей Ларисе эта твоя горькая правда? Не будет ли лучше, если безо всякого признания ты оставишь ее, не нанося лишней раны? Или возьми другую ситуацию. Ты ведь не знаешь, верна ли Лариса тебе или нет?

Я вытянулся и с удивлением посмотрел на него.
– Ну, вот, мне нечего продолжать! Тебе даже напоминание о возможной ее измене не понравилось! Подумай об этом. Не суди людей сурово в той области, где у тебя нет опыта. Давай отложим наш разговор и разбор моего поведения на неопределенное время, до того времени, когда ты будешь в моей рубашке, – заключил Сергей. – Пойми, что мое поведение не правило, а исключение из правила, – возразил Сергей.
– Мой милый друг, может быть ты и прав. Ведь мои рассуждения скорее теоретические, но они мне кажутся логичными. Кто знает, там, где чувства гуляют, может, вход логике воспрещен? Пойми же, меня коробит и тревожит ваша жизненная философия.
– Ну что же, мудрость глаголет твоими устами. Совершенно правильно, это – жизненная философия, основанная на желании уменьшить, а при возможности и свести на нет последствия ошибки. Не я придумал, не я первый последователь. Она имеет армию последователей. Ведь ты же бываешь с замужними женщинами? По-твоему, они тут же заявляют своим мужьям о своих изменах? По всем признакам видно, что ты станешь одним из нас, членом клуба. Подумай об этом.
– То есть какого клуба? – спросил я неуверенно.
– Клуба тех, которые оказываются перед фактом свершенной супружеской неверности и стараются любыми средствами свести на нет последствия, – сказал Сергей уверенно.
– Своего рода «Клуб Исправления Ошибок», что ли? – шутливо переспросил я.
– Да, если такое название тебя устраивает. Многие принадлежат к этому клубу, если хочешь, весь земной шар – это такой клуб, и никто не хочет платить очень дорогой членский взнос. Когда ты вступишь на порог клуба, то я встречу тебя с плакатом «Добро пожаловать!», – заключил Сергей.
– А как ты будешь жить дальше, как со своей совестью?
– Живи, никому ничего не говори, учись на своих ошибках, делай правильные выводы и не повторяй те же самые ошибки. А правду о том, что ты поскользнулся на сексуальной почве, похорони глубоко, очень глубоко внутри себя. Такая правда никому не нужна!

Он помолчал и через минуту добавил:
– Не каждый способен перерезать себе горло бритвой за такие промахи, как моэмовский священник.
Я не стал возражать дальше, но внутренне знал, что он был не прав. Мой отец не такой, моя мать не такая, сестры мои не члены… Правда, с братом тут у меня осечка, но все-таки, я не могу согласиться с Сергеем насчет того, насколько большой этот клуб.
Я уже засыпал, когда мысль молнией прошла через мою голову: «А что, если он прав?»

Вдруг меня осенила другая мысль, от которой я почти проснулся.
– Послушай, Сергей, – сказал я и не успел закончить предложение, так как Сергей сердито сказал:
– Слушай, Давид, в конце концов, я тебе не подотчетен, ты не моя жена и, пожалуйста, перестань меня теребить по этому поводу. Вопрос исчерпан!
– Не злись, пожалуйста, я не в состоянии осудить тебя, просто хочу спросить твое мнение, – спокойно сказал я.
– Ну, о чем? – буркнул он, присел, протер глаза, сложил руки и посмотрел на меня. – Ну, прости, что я немножко… того. Валяй!
– Я так представляю это. Если очень любишь, то ты простишь ошибки, даже такого большого масштаба. Вот я чувствую внутренне, что я бы простил любимой женщине такой случайный промах. А обосновать не могу. Как ты думаешь об этом? У тебя есть реальная основа ответить на мой вопрос не просто теоретически, но и практически.
– Интересно, – сказал он, – никогда об этом не думал. Думал, что небо безоблачное.
– Как ты чувствуешь, ты бы простил свою жену, если бы ты узнал, что она изменила тебе и жалеет об этом?
Сергей задумался, и добавил:
– Интересно, действительно, что бы человек сделал?
– Вот ты как поступил бы, Сергей? Я знаю два случая супружеской неверности с разными реакциями супругов и, конечно, с разными исходами. Жена поймала мужа с другой и выгнала его, не примирилась и вырастила троих детей. А когда дети выросли, стали осуждать мать за то, что не смогла найти в себе силы и простить его ради семьи, ради детей. А в другом случае жена сбежала с молодым любовником, который бросил ее через некоторое время. От нервного потрясения она заболела и попала в больницу. Ее муж, узнав случайно о ее положении, поехал за ней и привез ее обратно домой. Она была очень потрясена всем происходящим и чувствовала себя очень неловко, но муж делал все, что мог, чтобы вывести ее из депрессии. Вот это – любовь, – заключил я мечтательно. – Я бы хотел, чтобы я мог так полюбить ту, одну, мою единственную.
Я уснул с этой мыслью.

Утром Сергей разбудил меня.
– Простил бы, хотя было бы очень больно. Думаю, что она тоже простила бы. Но главное, это чувство вины, который гнездится во мне и, кажется, никогда не покинет меня. Это станет кровоточащей и никогда не заживающей раной. Мир и люди несовершенны, и обстоятельства нередко вынуждают людей совершать поступки, последствия которых трудно предугадать. Но, откровенно говоря, мне не нравится, что мои отношения с моей женой рассматриваются под микроскопом.
– Прости, набираю опыт. Говорят, что глупые люди учатся на своих ошибках, а…
Сергей не дал мне закончить фразу, пробормотав под нос:
– А умные учатся на чужих, – и глубоко вздохнул.
Его жалкий вид был осуждением за мое поведение, и я почувствовал немножко угрызения совести. Я представил себя на его месте и подумал, сумел бы я выдержать натиск природы?
Мы больше не затрагивали вопрос о правде во взаимоотношениях. Она оказалась ненужной даже нам, на уровне наших отношений между мною и Сергеем. Правда потенциально могла внести раздор между нами.
Мы этого не хотели.
Мы остались хорошими друзьями, каждый остался при своем мнении о многих жизненно важных вопросах.
Мы учились обходить острые углы.