КОНТУР

В кинотеатры я выбираюсь редко. Фильмы выбираю в Сети. Недавно посмотрел «Нуреев. Белый ворон» (реж. Рэйф Файнс, 2019). Посмотрел и предался воспоминаниям. Дело в том, что я дружил с Рудольфом в последние десять лет его жизни. Скорее, он со мной дружил, поскольку именно он инициировал почти все наши встречи. Естественно, я знал о его репутации, и с самого начала был готов поставить его на место. Он все-таки попробовал, и надо отдать должное его изобретательности.

Так вот! Дорога из Нью-Йорка в Бостон занимает четыре с половиной часа. В лимузине сидения расположены напротив друг друга... Едем, пьем вино, обозреваем окрестности... Солнце заходит, и нас окутывает полумрак. Тихая музыка навевает дремотный покой, вот так бы ехать и ехать – состояние, которое хочется продлить бесконечно.
– Слушай, а нам учительница в третьем классе сообщила, что Нуреев в Париже повесился...

Рудольф ответил без тени улыбки:
– Она Вам сказала чистую правду.
Он положил ноги на сидение напротив.
– Можно, я вот так? – и осторожно водрузил их мне на колени. – Разбуди меня через полчаса.
И все было бы хорошо, если бы через некоторое время я не почувствовал, как пальцы его ног гладят меня... В общем, я перевел это в шутку и положил именитые ноги рядом на сидение...
В Бостоне после спектакля – роскошная вечеринка. Рудольф туда заявился с красавцем-матросом лет восемнадцати. Часа через два, проходя мимо одной из комнат, я вдруг увидел Рудольфа, сидящего на подоконнике, в темноте, в полном одиночестве. Я подошел.
– Что ты здесь делаешь?– На причал смотрю.
– А где твой паренек?
Он хмуро на меня воззрился:
– Понравился?..
Я не знал, что ему сказать:
– Ну... приятный такой – лицо открытое!
Рудольф сказал, как отрезал:
– Лицо открытое – ж... закрытая!

Несколькими годами ранее, Нью-Йорк

Руди в своей гримерке отдыхает после «Ромео и Джульетты». Он совершенно обнажен. Морщится от болей в спине.
– Почему же они такие тяжелые? – он стонет, имея в виду своих партнерш. В дверь стучат.
– Я не хочу никого видеть! – кричит он, но дверь все равно открывается.
– Руди, это я! – на пороге Грейс Келли с подругой.
Рудольф встает со стула во всей своей красе. В то время как обе женщины в смущении пытаются прикрыть глаза, он хватает свое влажное трико и бросает в женщин.
Мгновение спустя пропотевшая ткань обвивается вокруг лица принцессы:
– О, Руди!

Ленинград, 1989

После двадцати восьми лет отсутствия Рудольф вернулся в город, где начал свою балетную карьеру, стал звездой в Мариинском театре.
Крошечная квартира с потертой мебелью – мир, который он почти забыл. Анна Ивановна, его первый педагог из Академии балета им. Вагановой, крепко обнимает его и прячет лицо, уткнувшись в его плечо, укутанное великолепной шалью.

– Я испекла для тебя пирог, – улыбается Анна Ивановна и указывает на стол с тарелками и бутылками.
Руди счастлив, как никогда:
– Хорошо, давай выпьем немного водки.
Анна Ивановна торопливо хватает бутылку и наливает водку в бокалы. Ее руки дрожат.

– Успокойся, моя дорогая, ты дрожишь. – Он разворачивает свою шаль и накрывает ее яркими цветами Миссони: – Держи, это тебе.
– Спасибо, Руди! – она поднимает свой бокал. – На здоровье!
– На здоровье! – он делает паузу: – У Вас случайно нет льда?
Она спохватывается:
– О, прости!..
– Все в порядке, не беспокойся, – пьет он свою водку.
Анна Ивановна делает глоток:
– Я всегда помню то, что ты сказал мне почти тридцать пять лет назад. Ты сказал: «Однажды весь мир узнает мое имя».
Руди смотрит на нее:
– Я думал, что это сделает меня счастливым.
Он сел на диван и снял обувь. Диван покрыт старым потертым ковром.

– Это килим! Откуда это у вас?
– О, Руди, это от моих родителей. Он очень-очень старый.
– Я вижу. У меня есть один с очень похожим дизайном.
Обеими руками он начинает массировать свои босые ноги. Анна Ивановна смотрит на него и хмурится: пальцы ног, кожа, лодыжки похожи на избитое лицо боксера, вышедшего в тираж.
Руди закрывает глаза – он полностью погружен в процесс.
Внезапно он слышит музыку. Старый виниловый диск крутится на советском проигрывателе. Анна Ивановна протягивает ему обложку «Сильфиды».
Он вытирает поверхность указательным пальцем и с ухмылкой замечает:
– Russian dust!
С трудом поднимает тело с дивана, бросает ковер на пол и начинает танцевать, двигая босыми ногами по рисунку ковра. Анна Ивановна пристально смотрит на него:
– Руди, твой пируэт далеко не идеален.
Он улыбается:
– Я знаю.

1985, Grand Opera. Paris

Рудольф репетирует с Сильви Гиллем. Он становится все более раздраженным:
– Нет, все не так!
Она повторяет движение.
– Нет, нет! Нет! Пируэт – это не то, что я хочу!
Он расстегивает браслет своих Картье и бросает часы в нее. Сильви вовремя уворачивается – часы разбивают зеркальную стену.

Нью Йорк. Центральный парк, лето

Длинная, поросшая густой травой канава всего в нескольких метрах от улицы Централ Парк Вест – в темноте движутся тела. Здесь собираются бездомные; здесь они спят, пьют, употребляют наркотики и совокупляются.
Темная фигура прыгает через разделитель и спускается в канаву. Лицо скрыто капюшоном. Он тяжело дышит. Здесь он может найти столько анонимного секса, сколько захочет. Здесь он сможет удовлетворить свои самые дикие инстинкты.
На самом деле, это не совсем так. Руди никогда не получал достаточно секса, так же как ему никогда не хватало славы, денег, лести, недвижимости, картин, ковров и антиквариата. Мы все хотим того, чего у нас нет. У Руди не было главного – человеческой любви.

Париж. Середина 80-х

Я в квартире у своих друзей. Звонит Рудольф, приглашает в гости. Человек, быть в обществе которого желает весь Париж, сидит у себя дома, один, на набережной Вольтера, 23, и смотрит канал National Geographic.

– Приезжай! Тут такое про бегемотов показывают!
Я был занят в тот вечер. На следующий день я встретил его в театре и узнал, что один из его друзей покончил жизнь самоубийством, повесился.
– Отмучился, – это все, что тогда сказал Рудольф.
Эрос и Танатос
Как-то он мне сказал, что хотел бы иметь сына с Настасьей Кински. Этого не случилось. Правда, от него беременели несколько женщин из высшего общества, но все они сделали аборты.
Во время своего визита в Ленинград в 1989 году Рудольф выступил в «Сильфиде», танцуя на сцене своей альма-матер, в Мариинском театре. На это было больно смотреть. Величайший танцор ХХ века едва передвигал ноги.
– Что происходит? – прошептал кто-то в зале.
Анна Ивановна, первый педагог Руди, с грустной улыбкой ответила:
– Перед вами драгоценный антик.
Эрос и Танатос – много Эроса, и в борьбе с Танатосом он просто не смог победить. В течение почти десяти лет, два или три раза в год, Рудольфу переливали кровь новорожденных младенцев. Каждая процедура стоила миллионы долларов. Вероятно, он купил себе несколько лет.
После так называемой «звездной» «Сильфиды» Анна Ивановна пришла домой и разрыдалась. Зачем? Почему он должен был так унижать себя перед своими поклонниками? Это было ужасно!
Руди, ее любимый ученик, ее гордость, ее любовь, ее кумир теперь рискует стать посмешищем балетного мира. Сама мысль была невыносимой.
Анна Ивановна была влюблена в Руди. Огонь Эроса все еще тлел в ее восьмидесятилетнем теле. В углу ее крошечной спальни, за старым бархатным занавесом, хранились бесчисленные фотографии ее единственного мужчины – Рудольфа Нуреева. У нее не было мужчин в течение почти пятидесяти лет, и она занималась сексом с собой перед этими изображениями. И это был секрет, который она унесет с собой в могилу. Эрос и Танатос!..

P. S.
На мозаичном мемориале на его надгробии в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем изображен ковер килим.
«Отмучился».