КОНТУР

Воспоминания – это единственный рай,
из которого нас не могут изгнать.
Брюс Ли

С  возрастом воспоминания приходят все чаще и чаще. Опровергну общее мнение – мои воспоминания, как и сны, цветные. Честно! И я их детально помню. Интересная вещь – даже не очень приятные моменты прошлого в воспоминаниях становятся мягче, легче и даже обретают какую-то веселость, вызывая улыбку.
При воспоминании нескольких наших поездок в Израиль вдруг кольнуло меня что-то совершенно забытое! Наверное, почти забытое, а может, и спрятанное из-за грустного и в то же время – нежного, несмешного, но забавного короткого приключения. Приключения или случайного мимолетного проникновения в чужую жизнь?

Это уже вам судить, поскольку я лично о том моменте имею довольно двоякое чувство.

...Замечательный и интересный день в Тель-Авиве! Солнце, смех и друзья! Что может быть лучше?! А на вечер мы приглашены к родственникам Аэлиты, израильтянам, в тихую часть этого бурного и шумного города.
Большая (я даже скажу шикарная) квартира. А семья и родственники? Аэлита знает лишь пару человек из этой гостеприимной компании. Даля, хозяйка дома, знакомит нас со всеми. На русском никто не говорит, а на английском – лишь хозяин квартиры по имени Зями. Умный деловой человек, множество раз побывавший и в Америке, и в Европе. Его супруга Даля помнит кое-что на помеси польского и русского и знает чуток английский. Мы, конечно, на иврите не говорим, так что все проходит в улыбках, еврейской жестикуляции и все всё понимают!

А вот и мама хозяйки. Довольно пожилая и элегантно одетая дама, медленно идущая к нам. Сказать «старая» – не получается, одежда или осанка, а возможно, все вместе, не дает мне права назвать ее старой. Знакомимся, зовут ее Ирена. Ее первые слова ко мне заставили меня обратить на нее внимание. А сказала она, мне кажется, вместо «хелло»:
– Вы говорите по-польски?
Ее дочь мгновенно перехватила разговор и, насколько могла, с помощью мужа объяснили нам, что мама, как и она сама, из Варшавы – той, довоенной! Последние годы мама очень постарела, болеет, стала забывать вещи, путаться, ну и, к сожалению, присутствует вся «палитра» нашего общего будущего.
Сидим за столом, еда домашняя, польско-израильская, возможно, комбинация странная, но вкус от этого становится еще лучше. Я каким-то образом во время разговоров с сидящими за столом, за шумом и постоянным подкладыванием еды всех вокруг на мою тарелку, чувствую (ну абсолютно осязаю) странный взгляд похожей на графиню Ирены, мамы хозяйки. Ест она мало, но старая закалка в ее поведении меня поразила. Уж очень красиво балансирует и оперирует она вилкой и  прочими приборами. Сразу чувствуется – эта женщина не родилась в обществе «равенства и братства», да и точно не в довоенном Израиле. А  вот и кофе со сладостями. Хозяева и их дети забирают Аэлиту показать все владения в  двухэтажном пентхаусе.
А я остаюсь наедине с пани Иреной. Она сидит напротив меня и медленно, беззвучно размешивает сахар в чашечке. И вдруг тихо, спотыкаясь на каждом слове, говорит:
– А я ведь помню русский!
Смотрит на меня, глаза спокойные, но я увидел в них какой-то еще не заданный мне вопрос! Я на русском медленно отвечаю:
– Вы прекрасно говорите, а я польский знаю лишь чуть-чуть.
Она прерывает меня на полуслове:
– Вам нетрудно пройти со мной на минутку в мою комнату? – на ломаном, но понятном полурусском языке говорит она.
– Конечно, – я обхожу стол и помогаю ей подняться.
Она крепко берет меня под руку, и вот мы уже в ее комнате. Что за пролетарское название – комната...
Это был будуар! Всего один шаг, и я погрузился в давно
забытое время и настроение. Вечерний свет из окон мягко освещал ее мир. Как мне все это понятно и даже... знакомо! Это был тот мир, о котором мне рассказывали родители! И который я пытался представить в детстве, читая книги. Эпоха, когда люди не спешили, приветствия были искренними, а если нет, то в любом случае размеренно вежливые, как и дамы и господа, их произносившие. Во всяком случае, как мне верилось, – «мир романтики». Общество, где вещи, несмотря на их цену, были... вещами! Я чувствую, что читателю это непонятно, попробую объяснить. Предметы обихода, мебель и одежда, да и все, что окружает вас дома, было создано не до следующей «распродажи», как в наши дни. Предметы и вещи, сделанные не на минутку, а навечно. Неважно, сколько длится это «вечно» для их хозяев, это в руках Господних. Но пока эти «вещи»  – часть его домашнего мира, они и есть наши верные стражи уюта и домашнего тепла. Никто не поспорит с тем, что окружающее нас дома, именно «вещи», делают все в нашем мире удобным, добротным и своим...

– Я вас помню! – тихо говорит она. – Мы из Вроцлава, но часто бывали в Варшаве. Вы жили в центре Варшавы!
Не знаю, что произошло со мной в эту минуту. Или странная атмосфера комнаты, этих картин в рамах на стенах и старых фотографий на столиках толкнула меня сказать:
– Скорее всего! Меня многие знали в Варшаве, я ведь жил на Маршалковской улице.
Зачем я это сказал, не знаю. Мне кажется, даже портреты усатых людей со старых черно-белых фотографий посмотрели на меня укоризненно. Но я ведь – я! Начитался Мицкевича, Башевис-Сингера, Сенкевича, Лема, да и, кстати, чех Гашек в «Швейке» (моей настольной книге) пишет много фраз о Варшаве. Вот и вспомнилась мне Маршалковская улица! Дернул меня черт!
Моя мадам даже вскрикнула:
– Я же помню вас на балконе, мы все ходили на вас смотреть по воскресеньям.
Все смешалось «на бельэтаже» под элегантной прической у моей прекрасной паненки. Она полностью даже не осознает, сколько ей лет, а сколько мне? Ведь я-то говорю о времени, когда мои родители даже не знали друг друга!

Варшава, как вы видите, для меня почти «родной город». А городом Вроцлав меня не напугать, кое-какие поверхностные знания о нем обязательно есть в запасе. Следовательно, меня остановить от «воспоминаний» было уже невозможно.
– Да, это было неповторимое время. Я особенно любил выходить в халате, с трубкой, полюбоваться на совершающих променад по нашей улице дам и кавалеров.

Она мне рассказывает про бал в Варшавском дворце Пилсудского, приемы в Народном собрании и пикники в городском парке Вроцлава. Я небрежно делюсь с нею моими «книжными» познаниями, которые почти в точности совпадают с ее воспоминаниями. В моем подсознании, надеюсь (вернее, пытаюсь) не перепутать то туманное, услышанное где-то, ну и прочитанное о Варшаве, Вроцлаве и Кракове. Делимся с ней воспоминаниями о поездке на воды в Баден-Баден. Конечно, я играючи описал ей знакомый всей приличной публике поезд с вагонами люкс, созданными знаменитым Пульманом. Присовокупляю мои познания о Карлсбаде, полученные от моего папы, ну, и поездок туда с Аэлитой в наше время.
В общем – она рисует детальные «портреты», а я оформляю задний план, пейзаж и свет! Обсуждаем фраки и платья, прически женщин и блестящие проборы и усы мужчин. Моя память на детали всегда со мной, помню, как в детстве я изучал изданные до революции журналы «Нива» у нас дома. Всегда помогает моя удивительная зрительная память – например, старинные европейские рекламы из журналов начала 20 века до сих пор вижу как наяву. Польша, как и другие независимые страны центральной Европы, как и моя родная маленькая Латвия, до Второй мировой войны были странами с высоким уровнем благосостояния и населением, свободно говорившим на нескольких языках. Меня абсолютно не удивляло, а восхищало, что в разговоре со мной Ирена, не находя нужного слова на русском, могла, перескочив польский язык, сразу перейти на немецкий! Как вы понимаете, я «свободно говорю на многих языках»... И конечно, мгновенно находил на всех вышеуказанных языках такие слова, как «да, нет, хорошо, понял, прекрасно» и прочие «важнейшие» для такого аристократа, как я, слова.

Моя помолодевшая на пятьдесят лет польская аристократка усаживает меня и листает старинный альбом... Конечно, несмотря на прошедшие долгие годы, моя сегодняшняя собеседница легко узнаваема на фото, сделанных в довоенных Варшавских фотоателье. Красавица!
– А вот мой муж, он погиб на войне!
Внимательно изучаю несколько фото молодцеватого военного. Это поистине был кавалер с прекрасной осанкой, великолепными усами и в военной форме. Я, конечно, не мог себя сдержать:
– Мне кажется, я видел его на военных маневрах в Познани, я ведь тоже служил в кавалерии, – чем до слез растрогал мою удивительную собеседницу.
Правда, ее вопрос, где были расположены конюшни нашего драгунского полка, застал меня врасплох. Но я отвлек ее от этого моим вопросом:
– А помните оркестр и танцы в отеле «Бристоль»?
(Я точно знал об отеле, а танцы? Угадал ведь с «оркестром», значит, танцы будут!)
И она бывала там с мужем и танцевала! О конюшне забыла, тут я бы, конечно, ничего придумать не мог...
А она… глаза светятся, говорит, мешая немецкий, польский и русский, и я действительно вижу ее молодой. Вижу и представляю, я на самом деле перенесся в фантастическое время со страниц старых пыльных книг! Объяснить этот момент мне трудно – читайте и понимайте, как вам сердце подсказывает. Удивительное чувство овладело мной. Я действительно верю в то, что мои губы произносят. Мое сердце движет мной, а мозг уже с первых слов, сказанных мною, отказался быть моим соучастником в этом приключении.
Позже Аэлита мне сказала, что они заглянули в комнату, а мы вдвоем довольно громко разговаривали и их даже не заметили. Ну, Даля решила нам не мешать, ведь у мамы давно уже нет ни гостей, ни собеседников.
Под руку мы не спеша вышли из комнаты. Клянусь вам, она даже двигалась как-то иначе. Увереннее и величественнее. Я не выдумываю – я всегда очень внимателен к окружающим меня людям и деталям. А поведение людей – это может вам сказать больше, чем разговор с ними.
Прощаемся, и я, конечно, целую ее руку. И, кстати, она подала мне ее очень грациозно!
По пути в отель я с восторгом рассказал Аэлите об этой «машине времени», где мы оба были за рулем. Но странно, чем дальше мы отъезжали от их дома, тем больше какое-то непонятное, щемящее чувство тревоги или вины обволакивало меня. Сожаление за вот этот, как мне казалось, невинный обман? Моя несдержанная глупость или насмешка? Зачем? Ну ладно, подумал я, бывает. Утро вечера мудренее.
Но утро принесло еще большую нерешительность и сожаление после звонка ее дочери Дали.
– Аэлита, я давно, наверное, лет 40, не видела мою маму такой. Она полна жизни, командует дома и ждет, когда пан Нейхаузен приедет опять.
Что делать? Продолжать представление? Я не мог. Назвать это угрызениями совести? Возможно… Я попросил Аэлиту передать им всем огромный привет и найти пути отрезать меня от следующей родственной встречи. Удача сопутствовала мне, через три дня мы уезжали, кроме того, у Аэлиты был еще один концерт и, как оказалось, времени на самом деле не осталось. Честное слово!
Умерла эта гранд-дама через пару лет. Хочу верить, что она сейчас в Своем Мире и Времени, на который хоть на мгновение пан Нейхаузен дал ей возможность опять взглянуть...
Ее дочь, приехав в Америку, встретилась с нами. С улыбкой понимания сказала мне:
– Джек, спасибо тебе, ты дал маме возможность на час вернуться в ее любимое время.
И больше ничего об этом не сказала...
Историю эту я никогда не вспоминал до сегодняшнего дня.
Правильно или неправильно я поступил тогда? Обманул? Сыграл роль?
Ну а если и так?
Неужели плохо дать любому человеку вернуться в то сокровенное и золотое время молодости? Это не разговоры об умерших, войне и горе. Это мазурка, это солнце и ветер, это молодость и мечты, это шампанское. Это смеющиеся лица друзей! Там, где завтрашний день был безоблачен.
И не каждый может взять за руку старого человека и вернуть ему молодость – хоть на час!
Я СМОГ!
Вы никогда не задумывались о том, что счастливые воспоминания для человека гораздо дороже, чем все, что куплено за деньги? Наличность, счета, собственность, бизнес – всего этого можно лишиться… А можно и вообще не иметь.
Но воспоминания о прошлых светлых минутах, часах, днях могут сделать счастливым даже того, у кого ничего больше нет.