КОНТУР

(цикл)
Одесса. Юность. До востребования

К читателям педантичным, не склонным к самоиронии, просьба не беспокоить себя прочтением этого «труда».

Автор

 Признание в любви
(…и каждой весной меня тянет туда…)

Можно любить всю жизнь одну женщину. Можно любить в жизни многих женщин. А можно любить миллионный город, в котором больше половины населения – женщины. Я люблю Одессу, я люблю одесситов, я обожаю одесситок, жгучих брюнеток и знойных блондинок, полногрудых и стройных, веселых и легкомысленных. И не боюсь признаться в своей любви. Всем. Сразу.

окончание

10 Цветные сны Сёмы Альц-Геймера

Внедрение

Если по самому большому счету, Семён Альц-Геймер в трудоголиках не числился. Такого, чтобы он «давал дуба на пашне», не было и в помине на протяжении всей его трудовой деятельности. Вместе с тем, Сёма не мыслил себя без какого-то определенного занятия, бодрящей ответственности и всегда родного (несмотря на частую смену мест работы) коллектива.
Приехавшему в Штаты уже в, мягко будет сказано, зрелом возрасте, Сёмчику предстояло, как былинному богатырю, выбрать дорогу на иммигрантской развилке: направо пойдёшь – работу не найдёшь, «налево» пойдёшь – SSI обретёшь.

…Ровно в 10:00 Самуил Альц возвращался после бесполезного обследования близлежащих домов. Вид босоногого бодрячка в летах с бутылкой виски и с пляжными тапочками в руках, снующего челноком то в подъезд, то на улицу, определенно привлекал внимание многолюдных дворов (принципиальное отличие Израиля от США). В целях частичной маскировки Альц выбросил постылые шлёпки в мусорный контейнер в злополучном подъезде…
…Сидящий в палисаднике перед домом пенсионер, ветеран Моссада Ари Коен сразу обратил внимание на скачущего взад-вперед, сверкающего голыми пятками, с непонятными предметами за пазухой подозрительного типа. Когда подозреваемый в очередной раз вышел из подъезда без предмета за правой пазухой, бдительный Ари набрал на мобильнике номер полицейского участка и сообщил о странной личности, подбросившей в дом № 12 по улице Герцля какой-то свёрток…

8. Штурм Голливуда

Грезы о «фабрике»

Не так уж много очень даже хороших актеров из страны нашего рождения добивались успеха в Голливуде. Скажу больше – даже слишком мало, а то и вовсе единицы. А все потому, что кроме «великого, правдивого и могучего», никакого другого языка знать не знали, да и знать не хотели.
Подняться на Hollywood – мечта любого мало-мальски причастного к кинематографу индивидуума, даже тех, чья самая большая роль в кино – участие в массовке на съемках короткометражки на Урюпинской любительской киностудии.

6. Страшный суд

Ас-водитель

С вождением автомобиля у Семёна Альца связаны самые добрые воспоминания. Сёма – участник дорожного движения с большим стажем. По крайней мере, свои водительские права он получил лет двадцать тому.
Тогда, в середине восьмидесятых, Сёмчик служил в одном из государственных учреждений небольшим начальником. Не таким, чтобы ему полагалась черная «Волга» или хотя бы простой «Жигуленок» с водителем. Но был в распоряжении отдела, которым заведовал в ту пору товарищ Альц-Геймер, средневозрастной «Запорожец» без водителя, которым по мере надобности могли пользоваться для служебных поездок работники.

5. Сватовство гусара
(Страдания зрелого Вертера)

О, женщина, имя тебе…

Ч то означает быть брошенным женой в Америке после первых двух-трех лет эмиграции, знает каждый пятый американец из числа русскоязычных евреев.
Плоды совкового легкомыслия приходится пожинать на ниве новой, уже, как принято говорить, рыночной жизни, где вместо ложного ханжеского принципа «человек человеку – друг, товарищ и брат» преобладает другой – честный и открытый: «человек человеку – seller, buyer и волк».

Вовремя глупым успей притвориться –
всех будешь мудрее.
Эразм Роттердамский

Introduction

Несколько слов об имени моего героя, чтобы еще в самом начале повествования поставить точку над i. Альц-Геймер был Сёмой, Сёмичкой, Сёмчиком в ясноглазом детстве и в хулиганистой юности. Потом на многие годы он стал Семёном Павловичем (покойного папу звали Фавл, но окружающим казалось странным произносить невыразительное «Фавлович», когда имелось такое родное и знакомое отчество «Павлович»).
Лишь приехав в эмиграцию, Семён словно вернулся в юность или совсем впал в детство, став снова Сёмой, Сёмичкой, Сёмчиком. Все, включая малолетних внуков, его звали так, и лишь один племянник Боря называл его дядя Семён. Кругом ходили Абы (бывшие Аркадии), Лёвы (бывшие Львы), Вили (бывшие Вилены), поэтому падение с высоты своего имени-отчества выглядело вполне естественным.
С фамилией было сложнее. Родители Сёмы Фава Альц и Розочка Геймер были знакомы с детства (родом из одного местечка) и учились в одном вузе в областном центре. Именно поэтому Роза знала, что Фавл имел, благодаря фамилии, школьное прозвище «Шмальц», которое благополучно перекочевало и в институт.

«Жили на белом свете мама и сын. Мама растила сына, холила его, недосыпала ночами. Сын вырос, стал взрослым и женился. Невестка сразу же возненавидела свекровь и стала всячески ее обижать. Сын разрывался между любимой мамой и обожаемой женой. И вот настал день, когда ему надо было сделать решающий выбор: в доказательство его любви к себе жена потребовала убить маму и принести ей сердце свекрови. И сын совершил этот грех...
Когда нес жене сердце матери, он споткнулся об порожек и больно ударился коленом. И горячее сердце голосом мамы воскликнуло:
– Ты ушибся? Тебе больно, сынок?!»
Притча, рассказанная мамой восьмилетнему сыну.

...С утра день не задался. Вот бывают же деньки, когда все идет шиворот-навыворот. И дел-то особых не было, но и от рутины происходили одни неприятности.

из в меру веселых миниатюр для «дураков» в День дурака (1 апреля)

– Кем лучше быть: дураком или лысым?
– Конечно, лысым!
– А вот и нет. Дураком. Не так заметно...
Старенькая хохма

Собачья жизнь

«Подкиньте мне парочку идей, и я уж постараюсь сделать из них шедевр... Я беру пустяк, анекдот, базарный рассказ – и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться...», – сказал однажды Константину Паустовскому великий одессит Исаак Бабель. Вообще-то, классик всегда прав по определению, но здесь Исаак Эммануилович прав и по существу. Хороший анекдот – это притча, эдакий сгусток жизни. И если по его мотивам возникает нечто окололитературное, то это не что иное, как реинкарнация заключенной в «базарном рассказике» прошлой жизни.

Жизнь как песенный марафон

«Топ, топ, топает малыш,
с мамой по дорожке милый стриж...»
Так начиналась жизнь каждого из нас в той благословенной, Богом забытой, прославленной веками и проклятой миллионами стране. Там же в первую новогоднюю ночь «в лесу рождалась и росла» в течение всей жизни вечнозелёная и вечностройная ёлочка.
А маленьких Ань, Люсь, Борюсиков, Мишуток мамы укладывали спать под мотив песенки с универсальным именем и с личным примером, как надо спать:
«Лунные поляны, ночь, как день, светла.
Cпи, моя Светлана, спи, как я спала...»